Он пересел так, чтобы обнять ее за плечи и поцеловал в висок.

— Нет, глупо это не звучит. Когда мы были с ним на той стороне, меня он тоже пугал. У меня не было возможности заглянуть ему в глаза, но… Это был как будто не совсем он. Сложно описать словами. Как будто сквозь его черты проглядывали черты чужого лица. И этот голос… Я снова слышал другой голос, он вторил каждому его слову.

— Как тогда, в замке?

Войтех кивнул. Если учесть, что сам Нев при этом каким-то образом видел его опухоль, это могло означать, что на той стороне они видели не столько привычные телесные оболочки друг друга, сколько глубинную суть. И это пугало.

— Он меняется, — вслух продолжил Войтех. — Превращается в кого-то. Или кто-то живет внутри него.

Саша молчала несколько долгих секунд, разглядывая что-то на дне своей чашки сквозь коричневую жидкость, а затем снова подняла голову. Она была рада, что Войтех все же заставил ее рассказать о произошедшем, держать все в себе было невыносимо.

— Если честно, мне жутко страшно, — призналась она. — Да, я знаю, что он никогда не направлял свою магию против кого-то из нас, что он спас мне жизнь. То, что сегодня сделала я, было всего лишь моей работой, а он тогда рисковал своей жизнью, но… Я боюсь того, в кого он превращается. И мне кажется, Лиля тоже это понимает, несмотря на все свои чувства к нему.

— Или как раз благодаря им. Но я думаю, ты зря боишься. По крайней мере, не стоит бояться так заранее, — он ободряюще улыбнулся ей. — В каждом из нас есть темная сторона. Просто не все дают ей волю. Мне кажется, Нев из тех, кто может устоять перед соблазном. Он добрый и верный, одинокий, но не озлобленный этим одиночеством. А именно озлобленность делает нас уязвимыми перед нашей темной стороной.

— Да, наверное, ты прав. Он справится. Все мы как-то справляемся со своими демонами внутри, а он со своими знаниями, должно быть, лучше всех нас понимает, к чему это может привести. — Она сделала еще один глоток чая, а затем внезапно сменила тему: — И раз уж я рассказала тебе о своих страхах, сделаешь то же самое для меня?

— Что? — Войтех удивленно посмотрел на нее. — Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе о своих страхах?

— О том, что тебя волнует, — поправила она.

Саша заметила это за ним с того самого момента, как он появился в дверях больницы. Сначала она списала все на усталость и головную боль после обморока, но чем больше времени проходило, тем сильнее ей казалось, что дело не в них. Или не только в них. И самое страшное, что она снова видела в серо-голубых глазах Войтеха то странное выражение, которое было там два с половиной года назад, когда они только познакомились. Тогда она называла его про себя «смирением с неизбежным», но оно давно исчезло. Кажется, ей надо меньше смотреть в глаза людям, она видела там слишком много того, что видеть не хотела.

— Ты после больницы ведешь себя странно. Как будто что-то произошло, но ты снова держишь это в себе. Мы ведь однажды уже приходили к выводу, что ничего хорошего из этого обычно не выходит, так?

Войтех вздохнул. Это был самый подходящий момент, чтобы рассказать о результатах МРТ, которые ему показал доктор. Если Саша узнает потом сама, он уже не сможет сделать вид, что у него просто не было возможности рассказать ей обо всем. Поэтому стоило сделать над собой усилие и рассказать все как есть. И, вероятно, после этого они никуда не полетят, а останутся в Москве искать врачей, которые смогут провести более точнее обследование его опухоли. Войтех одновременно хотел этого и боялся.

Да, ему хотелось разделить с кем-то бремя тревоги. Хотелось никуда не ехать и не делать вид, что все в порядке. Но ему не хотелось делить это с Сашей. Она всегда так психовала из-за его обмороков и головных болей, что известие об опухоли могло полностью выбить ее из колеи. Она бы окончательно и бесповоротно ушла в режим врача, в который и так переходила слишком часто. Начала бы суетиться, руководить, перестраховываться, искать какие-то связи и таскать его по клиникам. Он не хотел всего этого. Ему хотелось продлить прекрасную фазу начала отношений. Строить вместе планы. Беззаботно смеяться на рождественском ужине. Гулять по замерзшей Праге и пить горячий глинтвейн, говоря о пустяках. Ему хотелось проходить все обследования в том темпе, который будет комфортен ему самому. Без ощущения надрыва. Не причиняя никому лишних страданий. Лучше он расскажет ей обо всем тогда, когда сам будет знать уровень трагичности наверняка.

— Да, пожалуй, я должен признаться тебе кое в чем, — серьезно начал он. — Хотя ты могла догадаться об этом и раньше. Я до ужаса боюсь больниц. Сам больничный запах способен выбить меня из колеи на несколько дней. Поэтому я всегда уклонялся от того, чтобы вы меня туда отвозили. Просто не хотел, чтобы вы видели меня после этого.

Саша села чуть прямее, разглядывая его лицо, и недоверчиво нахмурилась, хотя губы против воли растягивались в облегченной улыбке.

— Серьезно, Дворжак? Ты боишься больниц, боишься воды и при этом как-то умудрился стать космонавтом? — уточнила она, забывая в этот момент, что умудрилась стать врачом, боясь собственной крови. — Как?

— Я не боюсь воды, — педантично напомнил он. — Я боюсь незнакомых водоемов. А бояться больниц я начал уже после полета. Когда передо мной замаячила перспектива лечебницы для душевнобольных. Понимаешь?

Саша кивнула, возвращаясь на прежнее место в его объятия.

— Обещаю больше не тащить тебя туда без надобности. В следующий раз можешь даже с работы меня встречать, не заходя в холл, — усмехнулась она.

— Холлы не такие страшные, — усмехнулся Войтех, незаметно выдыхая.

Еще одна ложь. В общем списке уже не такая значимая. Ему вдруг пришло в голову, что опухоль — это не так уж и страшно. Возможно, благодаря ей Саша никогда не узнает всего остального.

Карина, едва вернувшаяся из больницы, разругалась с матерью в пух и прах и окончательно поселилась в квартире матери Анны. Анна подозревала, что Ирина снова начала воспитательный разговор с дочерью по поводу взрослых мужчин и их знаков внимания, и жалела, что за всем произошедшим забыла поговорить с мачехой сама. В любом случае не было еще и девяти вечера, как Карина явилась к ним с большой дорожной сумкой, основную часть которой занимали учебники и тетради. В школе оставалось еще несколько учебных дней, а оценки у нее всегда были не очень. Оставалось только удивляться тому, что Валентина Иосифовна, старательно не замечавшая вторую жену бывшего мужа, довольно неплохо относилась к падчерице.

Минус во всем этом был только один: Анна любила и маму, и сестру, но только тогда, когда они жили отдельно. Выносить обеих под одной крышей оказалось довольно непростым занятием. Мама не могла простить ей того, что «Ванечка» не пришел на праздничный ужин, а Карина изводила типичными для любого подростка капризами. В конце концов Анна сдалась и сбежала из дома под предлогом того, что извела на торт все запасы сахара. Сахар у них действительно закончился, поэтому ей пришлось зайти в магазин, однако после этого она не торопилась возвращаться домой. Если она правильно посчитала, то сегодня в кафе должна была работать Вика, ее бывшая одноклассница. С ней можно выпить чашку чая и немного поболтать. Если совсем повезет, то там может оказаться и эта странная компания, а значит, можно будет провести в кафе еще больше времени. Завтра Карина уйдет в школу, а там, может, и с матерью помирится. В противном случае, Анна уже трусливо подумывала о том, чтобы сбежать в Москву до Нового года, сославшись на какую-нибудь срочную работу.