– День рождения? Я не знал. Вы должны были сообщить мне.

– Я не рассчитывала, что вы запомните мой день рождения. Мне ли не знать, как вы относитесь к подобным вещам. К тому же хозяин не обязан интересоваться днем рождения секретаря. Ну ладно. Одним словом, я ужасно разозлилась на вас зато, что вы понятия не имели, кто такая миссис Бартлби, подумала, что вы никогда не читали моих трудов, и собралась уволиться, но на полпути к дому уже отговорила себя от опрометчивого шага. Я всегда так делала, отговаривала себя от желанных вещей из-за их непрактичности, или пустячности, или непристойности:

– Да, и если я не брежу, мы уже обсуждали сегодня эту тему.

Эмма упорно гнула свою линию.

– Я решила пойти и купить тот веер себе в подарок и направилась в лавку, но когда я пришла, другая покупательница уже расплачивалась за него. Она была совсем девчонкой, молоденькой, милой дебютанткой, и собиралась пойти с этим веером на бал. Я слишком долго ждала и упустила шанс купить его. И там, прямо в магазине, я вдруг увидела всю свою жизнь, жизнь, в которой я снова и снова делала точно такой же выбор – правильный, безопасный, разумный, добропорядочный. Ждала, пока мистер Паркер предложит мне руку и сердце, ждала, чтобы купить веер, ждала, когда вы опубликуете мои сочинения, хотя нутром чувствовала, что вы всегда будете отказывать мне.

Она сделала шаг к нему, еще один.

– Дело в том, что я всю жизнь медлила, никогда не шла за тем, что мне действительно хочется, пыталась довольствоваться малым. А жизнь тем временем бурлила вокруг меня, но я не была ее частью. Вот что заставило меня уволиться. – Она остановилась перед ним. – Понимаете, увидев, как та девушка идет к двери с моим веером, я подумала, что это правильно. В конце концов, сейчас весна ее жизни, а моя собственная юность прошла много лет тому назад. Прошла мимо меня. И я позволила этому случиться. Я позволила ей ускользнуть безвозвратно. Столько прекрасный вещей утекло у меня сквозь пальцы только потому, что я боялась. Я не хочу, чтобы и теперь случилось так же.

Она дотронулась до него, взяла его лицо в свои ладони.

– Я хочу получить то, что потеряла, Гарри. Я хочу весну.

Он выпрямился, взял ее за руки и отпустил.

– Давайте проясним ситуацию. Что вы пытаетесь мне сказать?

– Я хочу, чтобы вы занялись со мной любовью. Так до статочно ясно?

В глазах его не загорелось ни искорки счастья. Уголки губ опустились вниз.

– Вы знаете, что я никогда больше не женюсь.

– Я не просила вас жениться на мне.

– Это означает внебрачную связь. Вы уверены, что хотите именно этого?

Эмма сделала глубокий вдох и отбросила тридцать лет безупречной жизни.

– Да, Гарри, Именно этого я и хочу.

Многие зовут меня сумасшедшим. Временами я думаю, что они правы.

Лорд Марлоу «Руководство для холостяков», 1893 г.

Гарри решил, что сошел с ума. Потому что Эмма Дав стояла в его гостиной и предлагала себя. Несколько часов назад это было такой же фантастикой, как летающие свиньи или победа либералов на выборах. Видимо, у него начались галлюцинации.

И все же он видел перед собой Эмму с распущенными, растрепавшимися волосами, в мокрой, прилипшей к телу одежде. И она только что предложила ему себя. Пусть это всего лишь горячечный бред, это не важно. Он собирается отвести ее наверх и раздеть до того, как очнется.

– Ну, тогда идем, – схватил он ее за руку. Он взял лампу, вывел Эмму из гостиной и пошел наверх, в свою спальню. Переступив порог, захлопнул дверь, поставил лампу на прикроватный столик, выдвинул ящик и достал красный бархатный конвертик. Чувствуя на себе взгляд Эммы, Гарри положил конвертик на подушку. Повернувшись к ней, увидел, что она с любопытством разглядывает красную вещицу.

– Что это? – поинтересовалась она.

Сейчас не время объяснять ей.

– Потом расскажу.

Она кивнула, на милом, осыпанном веснушками лине такая доверчивость, что Гарри засомневался.

– Ты уверена? – спросил он, проклиная себя за приступ совестливости. – Может, передумаешь? Сделанного не воротишь, Эмма.

– Знаю. – Она взяла его за руки. – Помнишь все те вещи, которые ты хотел проделать со мной? Ты мне недавно о них рассказывал. – Он кивнул. – Хорошо, потому что я хочу, чтобы бы сделал это, Гарри. Все, о чем рассказывал.

Она подняла его руки и поднесла их к своим грудкам, и Гарри окончательно лишился головы. Он раскрыл ладони, ощутив нежную округлость даже через ткань. Желание разлилось по телу медленной теплой болью.

Он откинул за спину ее мокрые волосы и принялся расстегивать блузку, как он проделывал это сотни раз в своих фантазиях, но реальность настолько отличалась от вымысла, что Гарри не сдержался и улыбнулся.

– Почему ты смеешься?

– Я и помыслить не мог, что придется так долго возиться с пуговицами. Они из ткани и мокрые. Я непременно куплю тебе жемчужные пуговки.

Она тоже рассмеялась, но немного нервно.

– Я могу сама, если…

– И не думай. Это моя забава, и ты не лишишь меня ее. Просто расстегни рукава.

Она повиновалась, и Гарри смог снять с нее блузку. Он бросил блузку на пол и взялся за первую пуговицу корсета. Процедура повторилась, и когда он избавил ее от второго предмета одежды, то понял – дело стоило того, даже если бы ему пришлось возиться с тысячью пуговиц.

Ее плечи были осыпаны множеством золотых веснушек, ожидающих его поцелуев. Однако по мере того как взгляд его скользил вниз, веснушек становилось все меньше и меньше, а у края корсета они и вовсе исчезли с чистой белоснежной кожи. Гарри провел пальцами по обнаженным плечам, по ключице, по рукам. Кожа ее была похожа на теплый шелк, и ему хотелось задержаться на ней, но страсть уже захватила его, и Гарри знал, что к сладким прелестям придется вернуться чуть позже. Одежда еще не кончилась.

Он расстегнул пуговицы сзади на юбке, и намокшая шерсть тяжело упала к ее ножкам.

– Выходи из нее, – велел он, и пока Эмма делала шаг вперед, выпутываясь из ткани, он потянулся к ее корсету и нашел под кружевной планкой первый крючок. Гарри один за другим расстегивал крючки, осыпая ее плечи поцелуями.

Локоны ее волос защекотали ему щеку, когда он повернул голову, чтобы поцеловать Эмму в шею. Под губами лихорадочно бился пульс. Корсет упал, и Гарри с облегчением взялся за сорочку.

Однако Эмма, по заведенной недавно привычке, снова поставила его в тупик. Она взяла его за руки, останавливая. Он поднял голову и вопросительно посмотрел на нее.

– Так нечестно, – сказала она. – То есть… – Остаток фразы повис в воздухе, она нахмурилась и потупила взор. – Разве я не… – Она снова не договорила.