Павел порывался было отправиться на встречу, но опытный Быстроног, хорошо знающий уклад жизни в Абхазии, охладил его порыв. Рабочий день подходил к концу, поэтому встреча могла быть скомкана, и предложил перенести на утро. Павел внял совету и решил воспользоваться паузой, чтобы отдохнуть с дороги и собратья с мыслями перед предстоящей встречей в СГБ. Определившись с Быстроногом по следующему дню, он в сопровождении помощника дежурного по отделу контрразведки возвратился на территорию санатория.

Начальник Фесенко лицом в грязь не ударил и расстарался. Несмотря на наплыв отдыхающих, разместил «дорогого гостя» в номере люкс третьего — генеральского — корпуса и распорядился организовать питание на месте. Павел не стал барствовать и после душа принял предложение Гонтарева поужинать в кафе «Нептун», больше известном в народе как «Девятый вал». В нем с обеда рекой лилось вино и до глубокой ночи не закрывались двери. Павла это не прельстило, и они с Гонтарем выбрали более скромную «Палубу». На ней не так «штормило», как в «Девятом вале», а публика вела себя гораздо степеннее.

При их появлении в зале тут же, как из-под земли, возник хозяин — Ашот и принялся рассыпать мелкий бисер перед Гонтаревым. Тот было размахнулся как следует отметить встречу с земляком, Павел же предложил ограничиться скромным ужином, в итоге они сошлись на бутылке «Чегема» и порции шашлыка. Вино оказалось превосходным, а шашлык нежным и буквально таял во рту. После утомительной дороги Павел быстро разомлел, разговор лениво перескакивал с одного на другое и вскоре иссяк. Договорившись встретиться утром, они разошлись. Павел, оставшись один, не стал подниматься в номер и уединился на кипарисовой аллее, чтобы наметить план предстоящей беседы в СГБ, но в голову шли совершенно другие мысли. Он, как и многие, подпал под очарование волшебной и неповторимой природы Абхазии.

Огромный диск луны выплыл из-за зубчатой стены гор и залил окрестности призрачным светом. Золотой купол Сухумского собора, подобно Вифлеемской звезде, таинственно мерцал на фоне величественной панорамы гор. По их склонам приветливо перемигивались трепетными огоньками частные дома. Море, устав после апрельских штормов, умиротворенно плескалось у ног и о чем-то загадочно перешептывалось с берегом. Голову кружил пьянящий запах цветущей лаванды и дерева. Все дышало миром и покоем.

Покой и уверенность в успехе завтрашнего дня воцарились и в душе Павла. В номер он возвратился с легким сердцем и, едва коснувшись головой подушки, уснул. Разбудили его веселый перестук мячей, доносившийся с теннисного корта, скрежет шестеренок в спортивном городке и бодрый марш физкультурников. Под его звуки десяток «божьих одуванчиков» на площадке аэрария пытались убежать от инфаркта и паралича. Побрившись и приняв душ, Ковалев оделся и отправился на завтрак в столовую, там встретился с Гонтаревым, и уже вместе они поднялись в кабинет к Быстроногу.

Тот, обложившись телефонами, принимал доклады подчиненных из Верхней и Нижней зон безопасности на линии разделения огня между подразделениями абхазской и грузинской армий. Поздоровавшись, он подтвердил Павлу: в СГБ готовы к встрече с ним, и предложил машину с провожатым — Гонтаревым. Павел поблагодарил и отказался: Служба контрразведки Абхазии располагалась неподалеку от санатория, он решил пройтись пешком.

В этот час в воздухе еще сохранялась утренняя свежесть, он с удовольствием прогулялся по набережной и затем направился в СГБ. Здание Службы находилось в старой части Сухума, где следы войны были не так заметны, но когда Павел подошел к «силовому кварталу», она опять напомнила о себе. Двадцать килограммов тротила, заложенные боевиками Дато Шенгелии, разнесли на куски старую «шестерку», но не смогли ничего поделать с прочными, как гранит, стенами бывшего особняка купца Алоизи. Вылазка террористов не напугала сотрудников СГБ и милиции, но вынудила принять дополнительные меры безопасности. Территорию службы и министерства внутренних дел обнесли металлическим забором, а на подходе установили дополнительный блок-пост.

Павел остановился перед КПП и предъявил контролеру служебное удостоверение. Сержант придирчиво изучил его и только тогда открыл проход во двор. Ковалев направился к центральному подъезду, по иссеченным осколками ступеням поднялся на крыльцо и вошел в фойе. Здесь его ожидала еще одна проверка. Дежурный — моложавый подполковник — сверил фамилию в удостоверении со списком, лежащим перед ним, а затем принялся кому-то звонить.

Впервые оказавшись в иностранной спецслужбе, Ковалев с живым интересом осматривался по сторонам. Прошло 15 лет с того дня, как была образована Служба госбезопасности Республики Абхазия, но многое еще напоминало о ее советском прошлом. В глаза бросался старый девиз: «У чекиста должны быть горячее сердце, холодный разум и чистые руки!» Под ним в стеклянном футляре хранилось Красное знамя. На металлической пластине, почерневшей от времени, угадывалась надпись: «Сотрудникам ОГПУ Республики Абхазия за беспощадную борьбу с контрреволюцией».

Павел перевел взгляд вправо. О новых, суровых реалиях службы говорил простенький стенд. Длинный фоторяд в траурных рамках напоминал, что спустя 15 лет после окончания кровопролитной грузино-абхазской войны спецслужбы Грузии продолжали ее вести. Она была одинаково беспощадна как к новичкам, так и к ветеранам. Павел задержал взгляд на последней фотографии — молоденького лейтенанта — печально вздохнул и перевел взгляд на дежурного. Тот закончил разговор по телефону и объявил:

— Товарищ майор, председатель вас примет!

— Куда идти? — поинтересовался Павел.

— Вас проводят, — ответил дежурный и, обратившись к помощнику, распорядился: — Инал, сопроводи.

Присоединившись к старшему прапорщику, Ковалев поднялся на второй этаж, проследовал по извилистому коридору и вошел в приемную председателя СГБ. В ней, кроме секретаря — миловидной женщины с характерным греческим профилем и соответствующим ему именем — Афродита и телохранителя — явно не Аполлона — крепко сбитого парня с руками сельского кузнеца, никого не было. Поздоровавшись, Павел вопросительно посмотрел на секретаря. Она приветливо улыбнулась и предложила:

— Павел Николаевич, пожалуйста, присядьте, председатель закончит разговор, и я вас приглашу.

— Спасибо, — поблагодарил Ковалев, занял свободный стул и пробежался взглядом по приемной.

Она мало что могла сказать даже наблюдательному посетителю. В ней не было ничего такого, чтобы раскрывало работу службы и личность ее руководителя. Разве что внушительная батарея телефонов на столе секретаря говорила о том, что председатель руководил не только секретными операциями, но и вникал в проблемы, которыми жила непризнанная республика.

А вот дальше Павлу пришлось удивляться. Его внимание привлек бронзовый бюст первого председателя Всероссийской чрезвычайной комиссии Феликса Дзержинского. Он существенно отличался от хрестоматийного образа «железного Феликса». У его абхазского двойника куда-то подевалась борода, а вместо нее появились длиннющие усы. Нос Дзержинского также претерпел изменения, на нем возникла горбинка, а его длине мог позавидовать сам Гоголь. Он как бы говорил: местному Феликсу есть дело не только до службы, ему не чужды и человеческие слабости. Нос абхазского Дзержинского словно заглядывал в стакан. Такие же метаморфозы произошли и с аббревиатурой. Щит больше напоминал рюмку, а меч походил на шампур для шашлыка.