Эх, отстрелялся мой «армалайт», хоть плачь. Придётся его тут и бросить, он теперь — металлолом. И я отстрелялся — теперь смываться надо. Противник не дурак, отпечатки снять догадается, но о них я позаботился. Вчера всё протёр нашатырём до миллиметра, включая патроны, а сегодня без перчаток винтовку в руки не брал. И номера никто и нигде не регистрирует, так что не страшно её бросать.

Но просто так не брошу. Уложил винтовку набок, под неё пристроил плоскую коробку мины МЛ-7. Там всего сорок граммов ПВВ и десять — тетрила, но руки оторвёт запросто тому, кто винтовку схватит. Выдернул за нейлоновую красную ленту чеку нажимной крышки, затем вытащил предохранительную чеку. Прижал винтовкой. На такой жаре за пару минут на боевой взвод встанет.

Что дальше? С «девяткой» воевать в этих условиях несерьёзно. Не те дистанции боя, даже с оптикой, которой я и не брал. Несерьёзно-то несерьёзно, а выбора нет. Я перетягиваю автомат вперёд, беру его в руки. Из специального подсумка вытаскиваю трубу глушителя, наворачиваю на ствол трясущимися руками. Бесшумность и беспламенность мне могут очень помочь — хоть какое-то, но преимущество перед противником.

Снова ползком, в канаву: она ведёт вниз, дальше — скопление камней. За ними я могу укрываться от обстрела и добраться до следующей, уже более крутой и высокой гряды. И там попытаюсь оторваться от преследования, если таковое начнётся.

К «девятке» у меня почти сто патронов. Один магазин в автомате, ещё четыре — в разгрузке. Один из них неполный: я на аэродроме пострелял немного. Для серьёзного боя не хватит, да и не будет никакого серьёзного боя. Не принято в нормальных войсках вступать в бой с такими, как я. Главное — обнаружить и расстрелять из тяжёлого оружия вроде гранатомётов. Или гранатами забросать. Или миномёты навести. Или из АГС накрыть. Поэтому самое главное для меня — вовремя смыться. В атаке пускай знаете кто охреневает?

Вновь скольжу вниз по мелким камням и вместе с камнями. Меня сейчас, не стой такая стрельба, можно было бы по облаку пыли засечь, но пули с гранатами вышибли её из земли и камней столько, что заметить моё движение невозможно. Она настоящей дымовой завесой прикрыла меня — сам почти ничего не вижу. Скольжу под горку до самого низа, ощущение такое, что меня всем телом несколько раз протащили через какую-то молотилку. Всё же гравий — это не матрас на кровати и даже не пляжный песок. Гравий — это… да пропади он пропадом, больно же!

Рук вообще не чувствую. Делать ими, что требуется, делаю, а вот чувствовать не получается. Впечатление такое, что на их месте протезы со встроенными вибраторами, потому что постоянно ощущаю… не знаю что, но как будто что-то жужжит прямо в костях. О таком говорят — «высушило». Высушило так, что, боюсь, подведут, случись стрелять.

Вот и подошва холма, россыпи камней, чуть дальше по ложбине начинается кустарник, за ним — открытое пространство. Машина наша как раз стояла на той границе кустарников. Но машины нет, да и толку бы от неё не было. Слегка высовываюсь над краем канавы. Вроде не стреляют. По той куче камней стрельба тоже прекратилась. Намечаю, куда дальше двигаться. Промоина, даровавшая мне такое замечательное укрытие, метров через двадцать закончится, но там много камней, а от них и до кустов недалеко. Я приналёг, погрёб туда.

Вот и первый камень, прямо на краю канавы. За ним другие — жаль, что не сплошняком. Заползаю за него, с облегчением приподнимаюсь, сажусь на колено. Бинокль. Оглядеться. Высовываюсь на этот раз слева от камня, причудливо изогнувшись. Противник обычно ожидает тебя с противоположной стороны. Навожу бинокль. Мои преследователи оказывают первую помощь раненому. Одного я убил, второго — нет. Третий, в которого я стрелял, успел укрыться. И ещё четыре группы до пяти человек в каждой спускаются по склонам холма. До них метров семьсот-восемьсот, но они точно за мной. Так что некогда жевать сопли, надо булками шевелить.

Прикидываю, по какой траектории двигаться, чтобы камень прикрывал меня как можно лучше. Прямо в кусты не получится: придётся перебегать к такой же каменюке метрах в десяти, причём по открытой местности. Надежда одна — что они в эту сторону не смотрят. Пригибаюсь, отталкиваюсь от тёплого камня за спиной и что есть сил бегу к следующему. Заметили. Укрыться я успеваю, но град пуль засыпает всё вокруг меня. Плохо.

Выглядывать уже не стоит — может плохо закончиться, особенно если они снайперов подтянули. Теперь расчёт на скорость и увёртливость. Сейчас, только стрельба хоть чуть-чуть затихнет…

А затихать она не собирается. Обстреливают камень поочерёдно, стараются прижать, чтобы дать своим подойти ближе. А я не хочу, чтобы подходили ближе. Я хочу отсюда ноги сделать. И в принципе это возможно — если пробегу метров двадцать по открытой местности, то вломлюсь в кусты, а там тоже видны камни. Между ними повиляю — и меня гарантированно потеряют из виду. Тепловизоры уже можно в одно место себе засовывать: температура камней теперь выше, чем у меня.

Снова пригибаюсь, готовлюсь — и что есть сил бегу вперёд: резкий рывок вправо, вперёд, опять вправо, затем сразу влево и опять вправо. Граница кустов. Стрельба усилилась, бьют целым оркестром, вокруг искры из камней. Я скрещиваю руки перед лицом, прикрываясь от веток, с треском вламываюсь в кусты, и… Как будто нож воткнули в левое плечо. И провернули в ране. Я аж взвыл, выматерился, но укрылся за камнем. Глянул. Сквозь лохматый камуфляж ни черта не видно. Расстёгиваю липучки на груди, оттягиваю сетку маскировочного комбинезона. Кровит изрядно. Но похоже больше на осколок, чем на пулю. По ощущениям. А вообще надо кровь остановить по-быстрому, чтобы следов не оставлять.

Вытаскиваю из нагрудного кармана упакованный пластырь, срываю с него бумагу. Задираю рукав трикотажной футболки, смотрю. Рана небольшая, но с неровными краями, поэтому и кровит сильно. Сдираю полиэтилен с пластыря и нахлопываю его марлевой подушкой прямо на рану. Идиотизм чистой воды, но не могу я сейчас перевязываться: меня скоро догонят. И след кровавый тоже оставлять не могу, так что нет другого выхода.

Куда теперь? Вперёд, вдаль от противника? Предсказуемо. Вправо, к следующей гряде? Не менее предсказуемо. Непредсказуемо, только если я пойду обратно, на гору, с которой спустился. А я и вправду туда не пойду, потому что скоро туда с другой стороны подойдёт противник — и мне хана. Так что я лучше вправо заберу, к хребту.

Выглядываю из-за камня. Теперь можно — кусты прикрывают. Преследователи мои приблизились, метров пятьсот нас разделяют. В поле зрения две группы, сколько их всего — понятия не имею. Двигаются грамотно, укрываясь за камнями, прикрывая друг друга. Пулемёты с гранатомётами продолжают бить по зарослям, хоть интенсивность огня и спала. Потеряли цель из виду и теперь высматривают её заново. Но так просто уже не высмотришь. Я натянул «лохматого» обратно и перебежал ещё метров на пятнадцать, за следующий большой камень, обросший какими-то лианами, подальше от края кустов. И огонь на мне не концентрировался. Значит, всё же потеряли. Хорошо, что тепловизоры бесполезны, иначе — всё.

Я наметил себе маршрут за камнями и особо густыми скоплениями кустарника — и побежал, выворачивая ноги, по неровной земле. Вдалеке послышался гул взлетающего самолёта: сначала громкий, а потом — удаляющийся. Взлетели! А если взлетели, то, значит, смылись! «Крокодилы» даже маршрут самолёта должны от катеров противника почистить.