– Вы хотите сказать…

Тим понял, что не сможет договорить до конца. Вслух – не сможет. Это слишком ужасно.

(Вы хотите сказать, что вы все умрете.)

Глядя Тиму в глаза, вождь медленно кивнул. Его взгляд был серьезным и скорбным, и все-таки он улыбался. И вот тут Тим окончательно доказал, что он никакой не стрелок. Мальчик расплакался.

Кормчий оттолкнул лодку от берега длинным шестом. Гребцы с левого бока развернули лодку, и как только та вышла на открытую воду, кормчий взмахнул руками, давая команду грести. Тим уселся на корме и открыл корзину с едой. Он съел совсем мало, потому что все еще чувствовал голод, но кусок в горло не лез. Когда Тим предложил пустить корзину по кругу, гребцы с благодарностью улыбнулись, но отказались. Вода была гладкой и тихой, ритмичное движение весел убаюкивало, и вскоре глаза Тима закрылись. Ему приснилось, что мама трясет его за плечо и говорит, что уже утро и надо быстрее вставать, иначе он не успеет помочь отцу оседлать мулов.

Так, значит, он жив? – спросил Тим, и вопрос был настолько нелепым, что Нелл рассмеялась.

Его и вправду трясли за плечо, только это была не мама. Это был кормчий, склонившийся низко над Тимом. Мальчик спросонья едва не чихнул – так сильно от кормчего пахло потом и перегноем. И было вовсе не утро. Наоборот: солнце уже клонилось к закату, его красный свет едва пробивался сквозь густое сплетение ветвей каких-то странных, искривленных деревьев, росших прямо из воды. Тим не знал, как называются эти деревья, но он знал деревья, что росли на берегу, к которому причалила лодка. Это были железные деревья – настоящие гиганты. Вокруг их стволов расстилался плотный ковер из оранжевых и золотистых цветов. Тим подумал, что мама пришла бы в восторг при виде такой красоты, и тут же вспомнил, что мама теперь ничего не видит.

Они добрались до конца Фагонарда. Впереди простирался уже настоящий дремучий лес.

Кормчий помог Тиму выйти из лодки, двое гребцов передали ему корзину и бурдюк с водой. Когда все пожитки были сложены на землю – уже настоящую твердую землю, которая не дрожала и не хлюпала под ногами, – кормчий сделал знак Тиму, чтобы тот открыл холщовый мешок. Мальчик послушался. Кормчий издал тихий отрывистый писк, и гребцы одобрительно рассмеялись.

Тим достал из мешка кожаный кошелек, в котором лежал металлический диск, и протянул его кормчему. Тот покачал головой и указал пальцем на Тима. Смысл жеста был ясен. Тим потянул за язычок, открывающий шов, и вынул диск из кошелька. Тот был на удивление тяжелым для такой тонкой вещицы и удивительно гладким.

Надо постараться его не ронять, сказал себе Тим. Я вернусь той же дорогой и верну его, как вернул бы посуду или инструменты, позаимствованные у кого-то в деревне. То есть в каком виде взял, в таком и вернул. Если я сохраню их вещь, то найду их живыми и здравствующими.

Болотные жители выжидающе смотрели на Тима – хотели убедиться, что он помнит, как обращаться с диском. Тим нажал кнопку, выдвигающую рычажок, а потом – вторую. Которая пищала и зажигала красный огонек. На этот раз никто не смеялся и не улюлюкал; то, что происходило сейчас, было делом серьезным. Может быть, делом жизни и смерти. Тим начал медленно поворачиваться на месте, и когда повернулся лицом к узкой тропинке среди деревьев – возможно, когда-то это была настоящая тропа, – красный огонек сменился зеленым, и диск еще раз отрывисто пискнул.

– По-прежнему на север, – сказал Тим. – Эта штука показывает направление даже после заката, да? И если из-за густых веток деревьев не видно ни Старую Звезду, ни Древнюю Матерь?

Кормчий кивнул, потрепал Тима по плечу… а потом наклонился к нему, поцеловал в щеку, быстро и нежно, и тут же отпрянул, словно испугавшись своей собственной дерзости.

– Все хорошо, – заверил Тим. – Я не против.

Кормчий опустился на одно колено. Гребцы выбрались из лодки и тоже опустились на колени. Поднесли кулаки ко лбам и воскликнули:

– Хайл!

У Тима защипало глаза, но он сдержал слезы.

– Встаньте, вассалы… – сказал он. – Если вы себя ими считаете. Встаньте в любви и благодарности.

Они поднялись и забрались обратно в лодку.

Тим поднял над головой металлический диск.

– Я верну его! В целости и сохранности! Обязательно!

Кормчий медленно покачал головой. Он по-прежнему улыбался, и это было действительно страшно. В последний раз взглянув на мальчика с нежностью и любовью, кормчий оттолкнулся шестом от берега, и лодка поплыла прочь от твердой земли, обратно в топкий и зыбкий мир, который был домом болотных людей. Тим стоял и смотрел, как она медленно и величаво разворачивается носом на юг. Гребцы подняли весла, салютуя ему, и он помахал им рукой. Он смотрел им вслед до тех пор, пока лодка не превратилась в призрачную рябь на дорожке огня, проложенной по воде заходящим солнцем. Мальчик смахнул с глаз горячие слезы и все-таки удержался (едва удержался), чтобы не окликнуть своих новых друзей и не позвать их обратно.

Когда лодка скрылась из виду, Тим повесил корзину за спину, бурдюк с водой – на плечо, повернулся в ту сторону, куда указывал диск, и зашагал в чащу леса.

Наступила ночь. Сначала на небе светила луна, но ее тусклый свет едва доходил до земли… а потом луна скрылась за облаками, и лес окутала непроглядная тьма. Тим знал, что здесь есть тропинка, но в темноте с нее было очень легко сойти. В первый и во второй раз, когда это случилось, мальчик сумел не налететь на дерево, но в третий раз ему повезло меньше. Тим задумался о Мерлине – вправду ли тот существует – и налетел грудью на ствол железного дерева. Серебряный диск он удержал, но уронил корзину с едой, и все ее содержимое вывалилось наружу.

Теперь придется ползать на карачках и все собирать. И я наверняка не найду и половины, если не собираюсь сидеть здесь до утра…

– Включить свет, путешественник? – спросил женский голос.

Потом Тим скажет себе, что вскрикнул от удивления (ибо нам всем свойственно подправлять свои воспоминания, чтобы они отражали наше лучшее «я»), но если по правде, все было чуть хуже: он завопил от страха, уронил диск, вскочил на ноги и чуть было не побежал сломя голову (и пес с ними, с деревьями, в которые он мог врезаться в темноте), однако разум все же взял верх. Если сейчас побежать, он уже никогда не найдет еду, выпавшую из корзины. И металлический диск, который он обещал сохранить и вернуть в целости и сохранности.

Это он, диск. Это он со мной заговорил.

Мысль совершенно безумная – даже фея ростом с Арманиту не поместится в этой тонкой пластине металла… Хотя вряд ли безумнее мысли о том, чтобы маленький мальчик отправился совершенно один в Бескрайний лес, на поиски мага, который должен был умереть много веков назад? Но даже если он жив, кто поручится, что он не находится где-нибудь далеко, в нескольких тысячах колес к северу, в той части мира, где снега никогда не тают?