Варя тут же встрепенулась и подняла на него удивленные глаза.

– И не боитесь?

– Чего? – усмехнулся по-доброму мужчина. – Вы ведь моей невестой будете. Да и ребеночка моего ждете. Так что, я думаю, один разговор с Олсуфьевым уже ничего не изменит.

Варя задумалась, нервно складывая в своей голове план дальнейших действий. Она согласится на помолвку с Твердышевым. Но помолвка – это же еще не венчание. Нет. Затем она усыпит бдительность Матвея своей покладистостью и выиграет нужное время до побега. Да еще и сможет в последний раз повидаться с Алексеем. А позже уедет с Тоболевым. И Твердышев останется ни с чем! Чем больше она думала об этом, тем явственнее становился ее план. Наконец, приняв решение, она улыбнулась и произнесла:

– Не могу я выйти замуж без благословения отца.

– Я понимаю, – кивнул Матвей. – В следующем месяце смогу договориться об увольнении на неделю. Съезжу к вашему отцу и расскажу ему все, – он немного помолчал и добавил: – Я знаю, Варенька, вы привыкли к другой жизни. Но обещаю, что сделаю все, чтобы вы ни в чем не нуждались. За годы службы я накопил некоторые сбережения. К тому же Григорий Петрович Осокин обещал мне помочь в винном откупе. Я смогу в ближайшее время начать торговлю и уже подал прошение о приеме в третью гильдию.

Варя едва не рассмеялась ему в лицо. Купец третьей гильдии! Ну это ни в какие ворота не лезло. Она потомственная дворянка, а он управляющий-приказчик на заводе! Неужели он и впрямь думает, что она согласится венчаться с ним? Однако Варя сдержалась, чтобы не показать своего возмущения, дабы не сорвать намеченный план.

– Ну что ж, если вы, Матвей Гаврилович, сдержите свое словно насчет встречи с Алексеем Ивановичем, то можете объявлять о помолвке, – сказала она решительно.

– Обещаю, любушка, – счастливо улыбнулся в ответ Матвей и притянул ее к себе, намереваясь поцеловать девушку.

Но Варя вновь высвободилась из его объятий и заметила:

– Пойду позову детей с улицы, а то поздно уже.

Все три дня до помолвки Варенька не могла найти себе места. Рамки, в которые загнал ее Твердышев своими увещеваниями, угрозами и обещаниями, а также мысли о позорном венчании, которое со дня на день могло стать реальностью, мучили ее ежечасно. О ребенке, что жил под ее сердцем, девушка старалась не думать, потому что эти мысли были самыми горькими. Она прекрасно осознавала, что никогда не сможет полюбить этого малыша, он был зачат против ее воли, вне брака и без любви.

Лишь об одном она мечтала день и ночь, чтобы у нее все получилось, и она смогла бы уехать в Петербург. Уж там, под властью отца, она сможет найти утешение, так как Дмитрий Григорьевич, конечно же, придумает, что делать с этим ребенком. В том, что отец простит ее и примет обратно, Варенька ни минуты не сомневалась. Ибо знала, что Андреевский безумно любил ее еще с рождения. И если она как следует покается перед батюшкой, он, конечно же, простит ей все и с радостью примет обратно в свой дом.

Еще одно тревожило девушку. Для отъезда у нее не было правильных документов. Поскольку те, что выправил ей Твердышев после пожара, были выписаны на Олсуфьеву и, видимо, написаны под его давлением и с его слов. Ведь тогда, после пожара, он не знал, что она Андреевская. Однако позже у Твердышева все не было времени исправить ее бумаги. А вчера он вообще заявил, что скоро она будет носить его имя и совсем не важно, какая фамилия была у нее до замужества. А после венчания он выправит ей уже верный паспорт. Варя на это заявление насупилась, ибо прекрасно знала, что никогда не будет носить фамилию Твердышева, но все же промолчала. Она надеялась лишь на то, что ей удастся доехать с этим паспортом на фамилию Олсуфьевой хотя бы до Кунгура, а уж оттуда она напишет отцу, чтобы он за ней приехал.

Сейчас она не могла отправить ни одного письма, оттого что вся почта просматривалась специальным человеком, который обо всех странностях тут же докладывал Твердышеву. И напиши Варя отцу, что она не желает этого венчания и хочет, чтобы Андреевский забрал ее отсюда, это письмо не только не выедет за пределы уезда, а еще и вызовет недовольство и гнев Матвея. А это, в свою очередь, могло закончиться ее заточением в доме, про которое Твердышев однажды намекал. Именно поэтому Варя решила играть по-хитрому с этим непреклонным властным человеком, который считал себя Богом и хозяином в одном лице в этом маленьком поселке.

В день помолвки Варя надела новое бледно-розовое простое платье, которое накануне они купили в Красноуфимске с Твердышевым. Сидя по правую руку от Матвея во главе стола, она весь вечер смотрела на свои руки, почти не поднимая глаз. Гости думали, что суженая смущена, но даже не догадывались, что девушка не поднимает взора по одной причине. Она боялась, что гости заметят в ее глазах непокорный огонь, который жег уже несколько дней ее сердце.

– За здравие молодых! – воскликнул громко Никифор, вставая из-за стола и поднимая фужер с вином. Варя чуть прищурилась, дабы никто не заметил холодности и непокорства в ее глазах, и подняла со всеми бокал с вином.

– Спасибо, Никифор Ермолаевич, – поблагодарил Твердышев, тоже вставая. – Приглашаю вас всех на свадьбу через месяц.

Через пару часов гости начали расходиться, а Твердышев со своей невестой вышел на крыльцо проводить их. Едва последний человек скрылся за воротами, и хозяева остались на крыльце одни, как Матвей сгреб Вареньку в охапку и тут же впился в ее губы. С неистовством и явным желанием он начал целовать ее, и Варя, не сопротивляясь, обвила его шею руками. Спустя минуту Матвей оторвался от девушки и, улыбнувшись ей в темноте белоснежный улыбкой, проворковал:

– Неужто можно поверить во все это?

Испытующе и нежно заглядывая в ее золотые глаза, он словно ждал ответного радостного отклика от девушки. Но она как-то странно смотрела на него, и Матвей, не выдержав ее отстраненного прелестного взора, вновь обхватил ее за талию и приник к губам. Позади раздался шум распахнувшейся двери. Твердышев тут же отпустил губы девушки и обернулся. Лицо Машеньки просунулось в дверь, и она спросила:

– Тетка Ольга спрашивает, со стола убирать?

– Да, я сейчас приду, помогу ей, – ответила Варя и, довольная тем, что есть предлог уйти, высвободилась из объятий мужчины и поспешила в дом.

Матвей долго стоял на крыльце и курил трубку. Отчего-то в его голову лезли глупые радостные думы о том, что теперь его жизнь станет счастливой. Единственный вопрос, который оставалось разрешить – это военные действия, которое надвигались на их поселок. А затем, после усмирения бунта этого яицкого нечестивца, они с Варенькой и детьми, конечно же, заживут счастливо.

Чуть позже он направился в конюшню. Накормив и почистив всех трех лошадей, он уже затемно вернулся в дом. Было тихо, видимо, все уже спали. Твердышев довольно усмехнулся своим мыслям и прошествовал на кухню. Там он быстро стянул с себя рубаху и, оставшись в одних штанах, налил воды в умывальник и начал намыливать лицо, шею и руки, а затем ополаскивать водой. Уже почти закончив и, обтирая лицо полотенцем, Матвей вдруг услышал за спиной шорох. Тотчас обернувшись, он увидел в нескольких шагах от себя Ольгу. Девушка была босая, в одной ночной рубашке и со свечой в руке. Ее алчный страстный взгляд описывал круги по обнаженному рельефному торсу Твердышева, и ему это не понравилось.