– Кто-то в Андреенках у них свой.

– Это уже не наше дело. Андреенками пускай Смерши занимаются.

– И всё-таки узнать бы не мешало…

Воронцов сразу вспомнил седобородого, но Иванку ничего не стал говорить. За сестру тот и так готов был расстрелять каждого третьего в Андреенках.

– Хороший трофей, – как бы между прочим сказал Радовский, когда Воронцов убрал нож в полевую сумку.

– Память об Извери.

– О ком?

– Речушка такая есть. Здесь, неподалёку. Варшавское шоссе пересекает. Многие мои однокурсники там остались. Ну что, пора?

Они взвалили мешки на плечи и снова вышли на тропу.

Вскоре показалась знакомая полянка. Они залегли в кустах смородины. Долго лежали, слушали лес. Наконец в зарослях ольховника услышали приглушённые голоса. Разговаривали двое. Переговаривались тихо. Курили. Сигареты курили немецкие. Ветер доносил запах табачного дыма. Несколько раз произнесли имя Кличени.

– Ждут своего снабженца, – шепнул Радовский Воронцову.

В ольхах снова наступила тишина. Погодя на полянку вышел коренастый крепыш в камуфляже «древесной лягушки».

– Его зовут Глыба, – узнал коренастого Воронцов.

– Нож, – коротко шепнул Радовский и протянул руку.

Через несколько минут Радовский вышел из ольховых зарослей и подал знак рукой. Когда Воронцов с Иванком подошли к нему, он сгребал листву и наваливал её на опрокинутое в смородиновый куст тело часового. Воронцов успел увидеть рану: сзади, на шее, рядом с первым позвонком едва заметная косая полоска. Точно так же была вырезана разведка Шестой курсантской роты два года назад на Извери. Но вряд ли там был Георгий Алексеевич. В то время он ещё служил переводчиком в одном из штабов группы армий «Центр». Но, вне всякого сомнения, курсы он окончил те же.

– Иванок, следуй за нами. Дистанция – десять шагов. Твоя задача – прикрывать нас.

Они приготовили гранаты. Тропа под ногами была хорошо утоптана и позволяла двигаться совершенно бесшумно. Они прошли шагов пятьдесят. Впереди показалась не то копань, не то карьер, не то просто овраг с песчаным оползнем. Перед оврагом тропа расходилась. Радовский пошёл в строну песчаного обрыва, а Воронцов свернул вправо. Иванок залёг за камнем и приготовил винтовку.

Гранатные взрывы разбросали лесную тишину почти одновременно. Тяжело, будто гаубичный снаряд, ухнула противотанковая, а затем три взрыва послабее.

Тела убитых «древесных лягушек» они стащили в землянку. Быстро засыпали вход. Выдернули трубу и заложили дёрном печное отверстие. Ни Юнкерна, ни радиста среди убитых не оказалось.

– Вот что, Александр Григорьич, – сказал Радовский, вытирая со лба грязный пот, – вы с Иванком возвращайтесь на хутор. Сутки пробудьте там. Затаитесь и ждите. А я подожду Юнкерна здесь.

– Послушайте, Георгий Алексеевич, дело сделано. Юнкерн здесь больше не появится. Да и вблизи аэродрома ему оставаться опасно. Теперь он уйдёт. Пусть уходит.

– Тот, кто уходит живым, имеет скверную привычку. Знаешь, какую, Курсант? Возвращаться. А тот, кто возвращается, всегда застаёт тебя врасплох. Потому что ты его уже не ждёшь. Если же ждёшь, то вся жизнь твоя превращается в пытку. Я не дам ему ни первой возможности, ни второй. – Радовский посмотрел на часы. – Контрольное время – семнадцать ноль-ноль завтрашнего дня. Если я не появлюсь в назначенное время, возвращайтесь в Прудки.

– Что передать Анне Витальевне?

– Передайте Аннушке, что я вернусь. – Радовский закинул за спину МР-40. – И ещё… Передайте, что я её очень люблю и чтобы она берегла сына. А моя просьба к тебе, Курсант, остаётся прежней. Ты не забыл?

– Не забыл, Георгий Алексеевич.

Радовский обнял за плечи Иванка, подал руку Воронцову.

– Значит, всё же уходите, господин майор? – не удержался Воронцов.

Но тот ничего не ответил. Огляделся, понюхал, как зверь, воздух и толкнул Воронцова в плечо:

– Пора. Я провожу вас немного.

Иванок шёл впереди.

Они прошли с полкилометра. Радовский остановился и сказал:

– С Иванком я уже попрощался. А тебе, Курсант, на твой вопрос скажу вот что: кем я здесь могу остаться? – Он посмотрел Воронцову в глаза. Взгляд его был пристальным. Остатки лихорадочного блеска уже заволакивало лёгким туманцем тоски. Сложные чувства он переживал сейчас. – Вот поэтому и ухожу. Мне теперь одна дорога – туда. Но Анне Витальевне ты этого не говори.

Пуля металась над Днепром, с лёгкостью находя цели то в одном стане, то в другом. Оба берега были запружены войсками. Во многих местах уже началась переправа. Возводились понтонные мосты, по ним шли грузовики и танки. Иногда на эти переправы налетали стаи маневренных Ю-87. Они отвесно падали на вереницу понтонов, с лёгкостью рвали их на части точными бомбовыми атаками, а потом расстреливали из пушек и пулемётов. Никогда ещё пуля не видела такой битвы. Вся река, от истоков до устьев, кипела от взрывов. «Восточный вал» не мог удержать наступающие дивизии Красной армии. Он рвался, как понтоны под бомбами. На правый берег уже переправились не только пехотные батальоны, но и артиллерия, танковые части, кавалерия. Следом за первым эшелоном подтягивались тылы, налаживался подвоз и обеспечение.

Нелюбин вошёл в просторную землянку, обшитую тёсом, и в свете карбидки, висевшей под низким потолком, увидел молодого майора лет двадцати пяти и капитана в стёганой безрукавке. Капитан был значительно старше майора. Офицеры рассматривали трофейную марлевую карту. Вскинул ладонь к обрезу каски:

– Командир Седьмой стрелковой роты Третьего батальона…

– Вольно, старший лейтенант. – И майор подал ему руку. – Ну что, сосед? Рассказывайте, с чем пожаловали к нам?

– С тремя тяжелыми. И шестью способными штыками. Вынесли один ручной пулемёт, три автомата, в том числе два трофейных и семь винтовок. На один хороший бой имеем боекомплект, в том числе и ручные гранаты.

Майор посмотрел на Нелюбина с любопытством. Видать, доклад ротного ему понравился. Хотя им необходима была другая информация.

– Раненых надобно бы срочно на тот берег переправить, – старался управиться со своими делами Нелюбин, понимая, что сейчас начнётся разговор другой и через минуту-другую о раненых забудут.

– А откуда знаете, что у нас переправа есть?

– Знаю. Разведку посылал. С нами капитан, артиллерист из штаба дивизии. Огонь по радио корректировал.

– Корректировщик, говоришь?

– Точно так, товарищ майор. Огонь поправлял хорошо. Гаубицы в самую точку «чемоданы» клали. Они нам и выйти помогли.

– А может, ваша артиллерия и нам поможет? А, старший лейтенант?

– Я думаю, должна помочь. Дело общее.