Герцог понял.

— Уже скоро, — пообещал он.

Что он хотел этим сказать?

Женевьева жаждала не спасения. Вскоре она уже бесстыдно тянулась навстречу его ласкам, ее тело отвечало на них. Вся Вселенная переполнилась наслаждением.

Внезапно Женевьева почувствовала позади себя край постели. Руки герцога подхватили ее. Она упала и закрыла глаза. Покрывало царапало ее обнаженную спину. Герцог широко развел ее бедра. Теперь она была вся открыта, и его умелые губы и язык продолжали творить чудеса, а Женевьева двигалась ему навстречу. Ее пальцы сжали покрывало, она изогнулась от невероятного наслаждения. Ей было трудно дышать. Ей было жарко и холодно одновременно, ее кожа горела, словно ожила и пела от счастья каждая клеточка, наслаждение полноводной рекой лилось сквозь нее, становясь все сильнее и сильнее.

Внезапно перед глазами засверкали белые звездочки, и Женевьева ощутила неземное блаженство.

Ее тело дернулось, она летела среди звезд.

— Алекс…

— Держись за меня, любимая.

Он сказал «любимая»?

Все ее тело обмякло, грудь вздымалась от волнения, но герцог был все так же ловок и быстр. Женевьева открыла глаза и увидела, что он нависал над ней, опираясь о кровать руками. Одним быстрым движением он вошел в ее лоно.

Никаких прелюдий. Женевьева чуть слышно вскрикнула от пронзившей ее боли. А он, быстро преодолев сопротивление, проник глубже в жаркое тело, сливаясь с ней в единое целое.

— Женевьева… — Голос герцога был прерывистым. Его грудь бурно вздымалась. — Я…

Он утратил дар речи.

Но она все поняла.

Он пристально смотрел ей в глаза, давая возможность привыкнуть к новым ощущениям. Она была едина с ним, он господствовал над ней, но в то же время и она обладала над ним властью. Женевьева провела ладоням и по его твердой груди, и он закрыл глаза. Все его тело блестело от пота, и кончиком языка она коснулась его соска. Дыхание герцога было шумным, ресницы дрожали на щеках.

Наконец он открыл глаза. По его телу пробежала мелкая дрожь. Дыхание жарко обдало ее лицо.

— Я не хочу торопиться, но, боюсь, не сумею сдержать себя.

Женевьева провела рукой по его щеке:

— Я хочу тебя.

Ее слова стали последней каплей.

«Мое тело создано для этого».

Герцог начал медленно двигаться. Сначала он пытался сдерживать себя. Он погрузился глубже в ее тело и тут же подался назад, чтобы она вновь и вновь почувствовала его. Женевьева привыкала к новым ощущениям, и в ней снова пробуждалось прежнее желание.

— Алекс… — прошептала она.

Вопрос. Мольба.

Герцог тихо застонал и выругался.

— Женевьева, ты такая… Господи!

Его наслаждение было и ее наслаждением тоже, способность доставить ему это удовольствие необычайно волновала Женевьеву. Повинуясь инстинкту, она крепче прильнула к нему, обвила его ногами и выгнула спину, словно устремляясь ему навстречу.

На его шее вздулись вены. Он нагнул голову, чтобы поцеловать ее. Она раскрыла губы, их поцелуй был чувственным и сладостным. Женевьева откинула голову назад, зная, что скоро блаженство накроет ее новой волной.

Герцог словно обезумел.

Она почувствовала, что больше он не в силах сдерживать себя. Он двигался все быстрее и быстрее. Женевьева учащенно дышала и подавалась к нему навстречу. Она крепко вцепилась в его плечи, царапала его спину, еле слышно произносила его имя, и тут ее снова накрыла эта волна, она издала дикий крик, а он продолжал двигаться еще быстрее, пока наконец, хрипло выругавшись и сдавленно застонав, не вышел из ее лона.

Его крупное тело задрожало, и он излил семя на ее живот.

После этого, обмякнув, он медленно опустился на нее, как убитый.

Они крепко обнимали друг друга, пока не выровнялось дыхание.

Женевьева гладила его волосы, понимая, что впервые он чувствует настоящее умиротворение, и недоумевая, почему и ей так спокойно рядом с ним.

— Хорошо… — наконец пробормотал герцог. — Хорошо, хорошо, хорошо.

Женевьева тоже чувствовала себя как нельзя лучше.

Она по-прежнему была на седьмом небе от счастья, но только это небо оказалось ее собственной постелью, и единственным, кто еще привязывал ее к земле, был этот теплый человек, лежащий рядом, на чьей сильной руке сейчас покоилась ее голова, а крепкое бедро касалось ее ноги. Его кожа была такой светлой. Стройные ноги с крепкими мускулами. Женевьеве так хотелось слегка прикусить его кожу. Она провела пальцем вокруг его соска, похожего на маленькую монетку.

— Превосходно, — хрипло прошептал герцог, — то, что ты делаешь, но я пока не в состоянии еще доставить тебе удовольствие. Дай мне хотя бы пару минут. Мне уже не двадцать лет.

— Разве твой возраст имеет значение?

— Конечно. Небольшое.

В голосе герцога не было сожаления.

Очевидно, Гарри был бы готов к повторению немедленно. Чего только не успела узнать Женевьева за это время…

— Я подожду, — великодушно согласилась она.

Он тихо рассмеялся:

— Женевьева…

Она вопросительно повернулась к нему.

Он чуть приподнял голову:

— Это все просто Женевьева. Наверное, с этого дня твое имя станет для меня воплощением высочайшего наслаждения. Когда все будет идти превосходно, я закричу: «Женевьева!» Вместо того чтобы кричать «Аллилуйя!» А если кто-нибудь скажет: «Наконец-то после дождя наступят ясные деньки», я отвечу: «Вот и хорошо, Женевьева!»

Герцог рассмеялся, а она покраснела.

Почему она краснела именно теперь?

Женевьева стала женщиной, хотя ей было известно, что это могло случиться и раньше из-за слишком интенсивных занятий верховой ездой. Ей казалось, это будет незабываемо, но она и представить не могла, как естественно все произойдет. Она не подозревала, что у нее будет такое прекрасное расположение духа, и не было ничего более естественного, чем лежать рядом с обнаженным мужчиной. Ей доводилось слышать, как другие женщины, жалуясь, намекали на это.

Она не жаловалась.

Наслаждение ради наслаждения. Страсть ради страсти.

Отказаться от власти, чтобы обрести ее.

Как прав он был! Женевьева думала, что так говорят опытные соблазнители. Конечно, герцог таковым и являлся, но он не солгал ей.

— Монкрифф…

— Алекс.

— Алекс… — Она помолчала. — Что на самом деле случилось с твоей женой?

— Тебе интересно знать, отравил ли я ее? Разве ты в этом не уверена?

— Конечно, нет. Но слухи не рождаются на пустом месте.