несколькими ступенями ниже порога, кто-то стоял. И на сей раз это точно был не сон.

Время остановило свой ход. Матвей Палыч с невыносимым ужасом в глазах вглядывался в темный проем. Крик застрял в его горле и не мог ни выйти, ни дать дорогу другим звукам. Сердце колотилось как бешеное. Когда смутно видневшаяся в темноте голова фигуры шевельнулась, оно готово было разорваться, не выдерживая взятого темпа. Скрипнула ступенька, и макушка фигуры скрылась из виду. Секунду спустя скрипнула следующая. Кошмар во плоти медленно двигался вниз. Матвей Палыч прерывисто выдохнул и вытер пот со лба дрожащей рукой. Кажется, обошлось.

Кажется, обошлось. Апрашка скрипнула самой нижней ступенью и шагнула в предрассветный сумрак столовой. Начинался новый день. Нужно было начинать варить барину кашу. Ну да хоть одним глазком посмотрела на него спящего. Уже хорошо. Уже стоило риска.

* * *

За завтраком Матвей Палыч был угрюм и молчалив. И даже не заметил, была ли в каше, к которой он едва притронулся, пыль. Он не знал, что ему делать, как задобрить Хозяйку. Все эти годы он считал свои подношения действенным средством сдерживания Ее гнева. Видимо, этого было мало. Видимо, Ей нужно было от него что-то еще.

Из тяжелых и вдобавок бесплодных раздумий его вырвал неожиданный звук. Много лет он не слышал ничего подобного и не думал, что когда-либо услышит еще.

Стук копыт на заросшей дороге, единственной, что вела куда-то из этих болот. Стук копыт и беззаботное ржание ретивого коня.

– Вот это новости! – с беззлобной насмешкой воскликнул кто-то во дворе. И удивленно присвистнул, видимо, окинув взглядом дом.

Действительно, вот так новости. Даже мрачные размышления о Хозяйке отошли на второй план. Матвей Палыч настолько привык к одиночеству (прислугу он, естественно, за компанию не считал), что и не знал, как ему реагировать на это вторжение.

Егорка замер, вытянув шею, в ожидании распоряжений от барина, но немая пауза затягивалась.

– Ну, – наконец взяла на себя смелость заговорить Апрашка, – иди, Егорка, встречай гостя. Коня – на конюшню, где навес еще целый, а сам… – Она боязливо скосила глаз на Матвея Палыча. – Пусть заходит?..

– Да, – наконец вышел из оцепенения тот, недобро усмехнувшись своим мыслям. – Пусть заходит.

– Позвольте, я подытожу. – Высокий и статный гость в чистом охотничьем наряде с прищуром подкрутил ус и слегка подался в сторону Матвея Палыча. – Живете вы, стало быть, на этой земле многие годы, а там, за топями, ни одна живая душа об этом и знать не знает? Смилуйтесь, во всей губернии никто в такой анекдот не поверит! Как же вас сюда занесло? Кто такое, с вашего позволения, имение построил?

– Отец построил, – грозно рыкнул Матвей Палыч, надеясь, что гость не видит, как он избегает его насмешливого взгляда. Будучи несколько выше ростом и значительно шире в плечах, под этим взглядом он отчего-то чувствовал себя беззащитным. – Построил еще до моего рождения.

– Как же, один построил? – приподнял кустистую бровь навязчивый незнакомец.

– У него было много людей, – ответил Матвей Палыч с раздражением.

– А где ж они все? – Бровь поднялась еще выше.

– Ушли, когда он помер. Ушли и больше не возвращались.

– Занятно… – протянул гость, отхлебнув воды из кружки с отколотым краем. – В высшей степени, с вашего позволения.

В наступившей тишине в сознании Матвея Палыча всплыла картина, которую он так отчаянно старался забыть все эти годы. Он зажмурился и с силой потер ладонью лоб, но это не помогло. Никогда не помогало.

* * *

Ночь после шумного застолья. Каких-то пару часов назад отец устроил ему показательную выволочку. Самое поганое, что в этот раз Матвей вроде бы и не сделал ничего дурного. Дождался паузы в разухабистом взрослом разговоре и задал вполголоса вопрос, мучивший его уже долгое время: «Тять, а где моя маменька? Почему не живет с нами?»

Ухо все еще пылало, как обложенное угольями, а в глазах стояло гогочущее сборище отбросов, не в первый раз наслаждающихся подобным зрелищем.

– В последний раз… – тихонько шепчет себе под нос Матвей и сглатывает слезы обиды. – В последний раз это было, паскуда.

В полной темноте он не видит даже кинжала, который до боли крепко сжимают его мокрые от пота пальцы. Но он хорошо знает дом. Где пройти, где повернуть, какую ступеньку перешагнуть. И вот он стоит над отцовской постелью.

Нужно бить. Нужно бить сейчас, пока не проснулся. Иначе не справиться.

«Да даже и так, – думает Матвей с помесью содрогания и тоски. – Даже так не справиться». Даже лежа в постели, спиной к угрозе, Павел Пистоль казался неуязвимым. Вот-вот повернется, отберет оружие и изобьет смертным боем за дерзость. Не говоря уж о том, что рука с кинжалом предательски отказывается подняться. Даже на него, самого родного, самого ненавистного, самого совершенного человека на свете.

Небо за окном начинало светлеть. Теперь Матвей видел спину и неровно, потому как самостоятельно, выбритый ножом затылок.

А может, не надо бить? Может, просто пугнуть? Пусть увидит, до чего едва не довел, пусть попросит прощения…

Ну да, смешно. Не станет он просить. Не такой это человек.

Но рука уже потянулась к отцовскому плечу. Слабый толчок. Реакции нет. Толчок посильнее. Крепко уснул, подонок. Не похоже на него.

Аккуратно заткнув кинжал за пояс, Матвей взялся за мускулистое, твердое сверх обычного плечо и перевернул отца на спину. Безвольной плетью свесилась до пола рука. Глаза широко раскрыты. В них застыла нечеловеческая, непостижимая мука. Он мертв. Все кончено. Мертв.

Было в этом что-то ужасающе неправильное. Грозный, непобедимый, неуязвимый Павел Пистоль не мог оказаться таким жалким и беспомощным. Нет, только не так, нет…

Матвей закричал и бросился прочь…

* * *

Прочь, дурные мысли, прочь.

– А вы-то сами кто будете? – обратился Матвей Палыч к гостю в отчаянной попытке заглушить воспоминания.

– Колесников я, – весело откликнулся тот, отхлебнув еще немного. – Александр, понимаете, Колесников, местный барин. Настоящий, с вашего позволения.

– Шутить изволите? – оскалился Матвей Палыч.

– Помилуйте, какие шутки! – всплеснул руками странный гость. – Не далее как месяц назад сам государь специальным указом пожаловал мне этот надел, до сих пор никого не интересовавший, и распорядился привести его в божеский вид. Понимаете ли, голубчик, прогресс – он ведь на месте не стоит. Болота осушим, лесок на окраине вырубим, землю в оборот пустим… И усадьбу, конечно же, настоящую построим, на что мне это страшилище?

– Не осушите, – мрачно усмехнулся Матвей Палыч. – Хозяйка не даст.

– Это что же за хозяйка такая? – не понял Александр. – Не представите?

– Отчего ж не представить, – неожиданно согласился Матвей Палыч. – Пожалуйте за мной, коли топи не боитесь.

* * *