Анна замешкалась.

– Конечно, нет, поэтому вы и живете не так как другие. А ваша княгиня, согласна ли она с ролью безмолвной супруги и чрева плодящего? Что и полагается женщине по всеобщему мнению: мужа пестовать, детей множить, а остальное ни-ни!

Анне внезапно стало страшно, в глубине души она начинала сочувствовать преступнице, и, как ни странно, Марчелла поняла свою собеседницу.

– Человеческая натура – странная вещь, – усмехнулась она, – и быть судьей не так уж легко. Pereat mundus, fiat justitia. Или я ошибаюсь? (Пусть погибнет мир, но свершится правосудие – прим. автора)

– Вы понимаете, что ожидает вас и ваших сестер?

– Меня – смерть, а моих сестер – долгая и, надеюсь, счастливая жизнь. Во всяком случае, я все для этого подготовила, – в глазах Марчеллы, увидевшей изумленно приподнятые брови Анны, загорелся победный огонек. – Вы удивлены, боярыня? С самого начала, после того, как вы начали приходить к моим сестрам, я поняла, что вы обо всем догадаетесь, рано или поздно, но догадаетесь. Еще на уроках владения саблей я научилась тому, что никогда нельзя недооценивать своих соперников. А вчера мне стало ясно, что момент настал. Поэтому мои сестры сегодня не отправились на доклад во дворец, как вы предполагаете, а скачут в неизвестном вам направлении и сейчас уже находятся вне досягаемости московского князя. Видите ли, я их обманула, я сказала, что присоединюсь к ним позже, а они привыкли во всем мне доверять. В том городе, где я должна якобы их ждать, их встретит наш человек, который и передаст им мое послание. К тому моменту меня уже не будет в живых. Но у нас есть дом, капитал, размещенный у банкиров, которым можно доверять. Мои сестры предстанут перед всеми как бездетные вдовы и смогут жить безбедно до конца своих дней.

– Вы ошибаетесь, – холодно произнесла Анна, – с минуты на минуту вы увидите ваших сестер. Мне только что доложили, что их поймали.

Марчелла вздрогнула, но сдержалась и только еще больше выпрямилась на стуле. В этот момент на пороге появился Андрей Дорогомилов и, посмотрев на его встревоженное лицо, Анна поняла, что произошло нечто неожиданное.

– К сожалению, Альбинони удалось уйти, – кратко пояснил он, не обращая внимания на присутствующих.

– Но ваш посланник утверждал, что вы поймали иноземцев! – растерялась Анна.

– Поймали. Да только не тех. Всем заставам было дано приказание задержать двоих мужчин или женщин. Вот они и оплошали… – Дорогомилов замолчал. – Извините, боярыня, но невозможно задерживать всех. Мы вынуждены были пропустить крестьян, едущих с ярмарки, но мои люди лично их проверили, бояр со слугами, но они тоже были должным образом проверены, да и не просто Альбинони было уговорить кого-либо из уважаемых бояр вывезти их из города.

– Ну а кого еще выпустили?

– Ватагу скоморохов, они больно напористые оказались, мол, приглашены в Псков на ярмарку и никак опоздать не могут.

– Толпу скоморохов, – задумчиво произнесла Анна и посмотрела в упор на Марчеллу.

Как ни странно, именно в этот момент самообладание изменило Марчелле. Голос ее дрогнул, лицо исказила гримаса, она зашаталась, закрыла глаза руками. Стражник ринулся было к узнице, но Анна остановила его властным жестом. Тем временем Марчелла выпрямилась и минутной слабости как не бывало. Она победно улыбалась.

– Это было частью моего плана, боярыня Анна, – усмехнулась Марчелла, – легко было догадаться, что вы будете ловить двоих, а никак не толпу скоморохов. Нанять скоморохов для такой работы нетрудно. А потом дело было легким: выйти за заставу и найти спрятанных мной в роще коней. Вы знаете, мне отец всегда говорил, что я обладала редким организаторским талантом и, если бы не рождена была женщиной, достигла многого, – не без гордости произнесла Марчелла, – тем более, согласитесь, было бы несправедливо наказывать моих сестер за преступления, которые совершила я!

Как ни странно, при этих словах Марчеллы Анна испытала непонятное облегчение. Старшая сестра Альбинони была права, меньше всего ей хотелось видеть Луизу и Лоренцу вздернутыми на дыбу.

– А со мной вы вольны делать все, что захотите, мне все равно! Я выполнила мой долг, все остальное меня уже не касается!

Она отвернулась и замолчала. Больше не проронила ни слова, ни звука, ни когда стражники, выворачивая, завязали ей руки, ни когда поволокли к выходу, ни когда кинули в повозку. Только в последний момент кинула взгляд на последовавшую за Дорогомиловым Анну и спокойно кивнула головой, прощаясь.

Анне стало невыносимо горько, она попыталась было себя утешить, что всего лишь восстановила справедливость, но легче от этого не становилось. «Бог тебя выбрал, – прошептала она себе, уговаривая, – как карающую десницу! Марчелла не имела права отобрать жизнь других, защищая своих сестер! Ты всего лишь выполнила свой долг!»

Анна с Василисой вернулись домой молча, одной совершенно не хотелось говорить, а другая не решалась беспокоить, понимая смятение своей хозяйки. Боярыня пожелала спокойной ночи своей любимой карлице и закрылась у себя. Сейчас ей хотелось только одного – остаться одной. События прошедшего дня мелькали перед глазами, и ей было не под силу остановить этот трагический хоровод. В который раз задавала себе вопрос, а имела ли она право? В который раз тишина монастырской кельи показалась спасением, и она устало опустилась на колени перед иконой. Скорбные глаза Богоматери смотрели сурово и, казалось, осуждающе. Потом нарисованный взгляд внезапно помягчел, и Анне стало легче. Сам собой всплыл последний разговор с Луиджи. Когда Анна в который раз восхитилась его гением и воскликнула, что это огромное счастье обладать таким божественным талантом, божественной искрой, он возразил:

– А вы никогда не задумывались, боярыня, что это может стать самым жестоким наказанием, тяжелой ношей. Я ведь этого таланта никогда от Бога не просил. Может, гораздо проще жить обычной человеческой жизнью, жениться, рожать детей, радоваться лишнему грошу и плакать от любой неурядицы. Вы задумывались хоть раз, что на все это я не имею права! – слова Лоренцо были пронизаны такой горечью и болью, что слушавшей его внимательно Анне стало не по себе.

"Талант может стать проклятием!" – эхом повторила боярыня. Тогда ей показалось это странным и чудовищно несправедливым. Теперь она лучше понимала слова Луиджи. "Вы уверены, что Бог правильно все распределяет?" – звучал в ее ушах голос Марчеллы. И она зажала уши, стараясь не слышать, словно могла спрятаться от собственных горьких мыслей. Да, сестры Альбинони были правы, женщина не имеет права думать, творить, решать, выбирать, она должна только подчиняться, следовать и молчать. Вечное дитя и чрево плодящее! Неужели в этом был замысел создателя?! Она вспомнила их разговор с Паоло.

"Почему Бог создал человека? От скуки, для того, чтобы иметь раба и игрушку собственных прихотей?" – задумчиво говорил Паоло. Анна уже привыкла к тому, что ее учитель часто разговаривал так, словно вел беседу с самим собой. А она была всего лишь безмолвным слушателем. Но часто именно в такие моменты она запоминала все его слова. Даже сейчас, по прошествии многих лет, она могла по памяти воспроизвести все, что услышала в этот момент.