– Смотри! – воскликнула Абра, показывая в сторону церкви.

– Кот, – кивнул я, этим словом будто подведя итог всем странностям прошедшего лета.

Мы видели, как он обогнул церковь и медленно удалился в сторону вырубленного леса и реки.

– Может, и нет никакой системы, – пробормотала Абра, опять пристально вглядываясь в вырезки и атлас. – Невозможно предугадать, где оно появится вновь.

Я покачал головой.

– Но мистер Джинн знал. Знал, что оно будет здесь.

Ферма мистера Джинна оставалась загадкой. Никто не заявил на нее свои права, старика официально признали мертвым, а землю в конце концов продали с аукциона. Мы так и не выяснили, что случилось с настоящим мистером Джинном – человеком, а не ангелом, который присвоил его фамилию. Там поселились новые фермеры, почти такие же нелюдимые, как прежний хозяин. Однако они оказались весьма аккуратными, и по прошествии лет земли фермы стали безупречными. Тихими и безлюдными, но безупречными.

Мы переворошили все содержимое коробки мистера Теннина, нарисовали карты и диаграммы, длинные списки чисел, но ничего так и не добились.

Я пошел с Аброй до конца переулка. Наверное, отец где-то сжигал мусор, потому что в воздухе разливался запах дыма – аромат осени, предупреждение о зиме. Он вернул меня в тот день, когда ушли ангелы. С тех пор запах древесного дыма всегда мне об этом напоминал.

– Пойдем поздороваемся с Люси? – предложила Абра.

После пожара она стала называть мою маму по имени. Мне это казалось правильным, словно мама была одной из нас – нашим другом, шагающим рядом.

Мы отправилась на Кинкейд-роуд, а потом повернули в лес в сторону кладбища, и пока мы блуждали средь камней, Абра подняла руки, как крылья, будто пыталась взлететь.

У маминой могилы мы опустились на землю. Здесь я рассказывал Абре свои любимые истории о маме, и она не перебивала, хоть не раз слышала их прежде. На меня снова снизошел покой. Покой, который не поддавался объяснению. Мне казалось, все уладится, а что не уладится сейчас, утрясется перед Концом.

Я помнил слова мистера Теннина и изо всех сил старался в них верить.

Смерть – это только переход.

Смерть – просто смена облика.

Смерть – не конечный пункт.

Смерть – это дар.

Покрытой шрамами рукой я поднял за стебель красный лист. Ветер принес его с западных гор, где деревья стояли во всем осеннем великолепии. Внезапно прилетело облако таких же листьев – красных, желтых и оранжевых – и закружилось вокруг нас точно пламя.

– Просто поезжай дальше, – говорю я Джерри.

Тот оборачивается и смущенно смотрит на меня.

– Но ехать больше некуда.

– Не останавливайся. Пожалуйста.

В моих устах слово «пожалуйста» звучит странно. Не припоминаю, когда последний раз его произносил. Джерри проезжает мимо проулка, ведущего к моей ферме, мимо старого кладбища, рядом с которым прежде стояла церковь. Он едет к Дороге-в-Никуда, как мы прежде ее называли. Мы минуем владения мистера Джинна, а потом машина останавливается – дальше пути нет.

– Хорошо, спасибо, – говорю я, выбираюсь из авто вместе со своей тростью и коробкой, которую мне вручил муж Абры.

– Подождать вас здесь? – окликает меня Джерри.

– Нет-нет, я справлюсь.

– Куда вы идете? Там ничего нет, ни дороги, ни тропинки – ничего.

Вдавив трость в мягкую землю, я оборачиваюсь и смотрю в открытое окно автомобиля.

– Иногда все иначе, чем кажется. Мне нужно повидаться со старым другом.

Джерри и Калеб обмениваются взглядами. Знакомыми взглядами. Должно быть, соседи решили, я окончательно выжил из ума. Но в старости есть свои плюсы: например, можно просто не обращать внимания, когда люди считают вас сумасшедшим. К тому же кто знает: вдруг это правда?

Я поворачиваюсь и ухожу в лес с тростью в одной руке и коробкой в другой.

Старая тропинка исчезла, будто ее никогда и не было. Но я знаю, куда надо идти, хоть и прошло много лет. Вокруг все заросло зеленью. Я чувствую себя старым – ведь я прожил достаточно долго, раз целый лес, что еще при моей жизни был сожжен дотла, успел возродиться. Это о чем-то говорит. Например, о том, как трудно терпеть и как тяжело ждать.

Плющ цепляется за трость, замедляя продвижение. Я отодвигаю ветки от лица и пробираюсь через паутину.

Наконец я на небольшом кладбище, где похоронена моя мать. Погост все еще окружает старая железная ограда. Она изъедена ржавчиной, напоминающей цветом осенние листья, а кое-где покосилась, словно вот-вот развалится. Ворота открыты.

Похоже, давным-давно кто-то их открыл и забыл затворить. Некоторые из надгробий попадали, как сломанные зубы, другие все еще целы и утопают в сорняках.

Могильный камень матери по-прежнему стоит. Так странно, что я давно сюда не заглядывал. Я четко помню ее похороны.

Тот день кажется таким далеким! Он больше похож на прочитанные в книге события, чем на то, что я видел своими глазами.

Я ставлю коробку поверх могилы, затем зажмуриваюсь и кладу руку на камень. Он пропитан теплом лета.

Я всегда помнил слова, сказанные священником в церкви. В детстве я повторял их множество раз, пока они не отпечатались у меня в уме.

«И показал мне ангел чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца. Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, Древо Жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья дерева – для исцеления народов».

Но пришел я сюда не для того, чтобы целый день провести у могилы матери. Нет, это не конечный пункт. Надеюсь, это правда. Я разворачиваюсь, прохожу через узкие ворота и углубляюсь в лес.

Идти все труднее, и какое-то мгновение я сомневаюсь, смогу ли пройти по камням и корням, удастся ли мне, ступая по мягкой земле, пробраться сквозь заросли. И все же я добираюсь до цели, хоть черные туфли и натерли ноги.

Я вижу его. Оно все еще здесь.

Древо Жизни.

На ощупь гладкое, как поношенная кожа, а цветом напоминает затянутое облаками небо, сизое, чуть темнее белого. Голые ветки запутались в ветвях других, живых, деревьев. Я опускаюсь на землю, кладу рядом коробку и трость, прислоняюсь спиной к стволу и закрываю глаза. Я все еще помню то изумление, когда посмотрел вверх и увидел среди ветвей Древа его блестящие, почти прозрачные плоды.