Мэй испугалась. Она знала, как у Ронни работает голова. Когда он начинал говорить так гладко и разумно и приводить всякие доводы, будто они только что пришли ему в голову, значит, задумал что-то.

— Знаю, зачем тебе нужен компьютер, — отрезала она. — Думаешь, я газет не читаю?

— А что? — Ронни играл свою любимую роль святой невинности. — Я не понимаю, о чем ты.

— Хочешь смотреть на всякие картинки.

— Какие картинки?

Мэй не ответила. Несколько лет назад, когда Ронни забрали в тюрьму, она нашла у него эти картинки. Целую библиотеку, спрятанную в старом чемодане. Глотая слезы, она жгла их в ванной и тогда в первый раз призналась самой себе, что, возможно, ее сын действительно болен чем-то ужасным.

— Я не собираюсь смотреть картинки, мама. Клянусь Богом, с этим покончено.

Он такой хороший актер. Мэй чуть было не поверила ему. Но все-таки она слишком хорошо его знала.

— Забудь о компьютерах, — твердо сказала она. — И вот что еще — я хочу, чтобы завтра утром ты пошел со мной в церковь.

— Исключено, — заявил Ронни. — Ни в какую церковь я не пойду.

— Но послушай, — взмолилась Мэй, — у тебя в жизни должны быть какие-нибудь положительные эмоции.

— Поэтому я и хочу компьютер.

— Забудь про компьютер.

— Все равно рано или поздно я его куплю.

— И как это понимать?

— Ты меня, конечно, извини, мама, но ты же не вечно будешь рядом.

— Это верно, — вздохнула она. — И возможно, я уйду еще раньше, чем ты думаешь.

Что-то треснуло у Мэй в душе, когда она это сказала. Потому что это было правдой: с ней что-то сильно не в порядке последнее время. Головные боли, от которых уже не помогает аспирин. И голова кружится каждый раз, когда она поднимается на ноги. А за последнюю неделю она два раза проснулась на полу своей спальни и понятия не имела, как она там оказалась.

— Что ты станешь делать, когда меня не будет? — спросила она, и ее голос дрогнул. — Кто будет о тебе заботиться?

Ронни пододвинулся ближе. Потом положил руку ей на плечо и неуверенно сжал. Он дотронулся до нее впервые за несколько недель. Из глаз у Мэй одна за другой быстро покатились слезы.

— Что случилось, мама?

— Я плохо себя чувствую.

— А почему не идешь к доктору?

— А что он сделает? Я старая. Может, просто пришло мое время.

Мэй коснулась рукой щеки сына. Она видела, как он напуган.

— Сходи завтра в церковь. Помолись за свою старую больную мамочку.

— Схожу, — пообещал Ронни. — Хоть и не думаю, что Бог особо прислушается к моей молитве.

— Он всех слушает, — уверенно сказала Мэй. — Мы все его дети. От первых и до самых последних.

Ронни опять сжал ее плечо.

— Все будет хорошо, мама. Я знаю.

Мэй хлюпнула носом и улыбнулась ему:

— Смотри кино. Сейчас будет самое интересное.

* * *

Единственным, что радовало Ларри во время еженедельных походов в церковь, было то, как злилась, увидев его, Джоанни. Он заметил это еще в первый раз, когда прошел мимо ее ряда, возвращаясь на свое место после принятия причастия (исповедь он пропустил, решив, что как атеист имеет право пренебрегать некоторыми требованиями процедуры). Мальчики просияли, заметив отца, и начали наперебой дергать мать за рукав, шептать что-то и указывать пальцами и наконец вынудили Джоанни отказаться от попыток не замечать мужа. Она бросила взгляд в его сторону, фальшиво удивилась и растянула губы в улыбке, которая не могла скрыть ни подозрительности, ни враждебности.

К тому моменту, когда они якобы случайно столкнулись после мессы, Джоанни успела оправиться от удивления. Разумеется, это случайное столкновение было тщательно подготовлено Ларри, который заранее занял позицию на дорожке, ведущей от церкви к парковке. Ему пришлось почти пятнадцать минут ждать, пока она болтала с приятельницами и знакомыми, а потом вела бесконечную и, по мнению Ларри, чересчур интимную беседу с нигерийским священником, костлявым парнем с выпученными глазами, великосветским акцентом и непроизносимым именем — то ли Нагоуби, то ли Ганоуби, то ли еще что-то в этом роде. Ларри уже давно решил, что священник «голубой» — из-за акцента и какой-то преувеличенно театральной жестикуляции, — но, заметив, с каким вниманием тот наклоняется к своей собеседнице, решил, что поторопился с заключением. Джоанни, как всегда, оделась для похода в церковь так, словно собиралась танцевать у шеста: короткая юбка, очень прозрачные черные колготки, невероятной высоты каблуки и узкий красный топ, не оставляющий никаких сомнений в том, почему она была самой вероятной претенденткой на звание «Мисс Соски». В прошлом они с Ларри неоднократно ссорились из-за ее воскресного гардероба. Собственно, даже несчастный эпитет «грязная шлюха», приведший к разводу, он употребил, когда увидел, что в самый разгар июльской жары она собралась идти к мессе в платье, из которого буквально вываливалась грудь. Ее оправдания всегда были одними и теми же: работая медсестрой, она целые дни проводит в уродливой униформе, и неужели она не заслужила права раз в неделю одеться красиво?

Отец Баноуги, похоже, был с ней совершенно согласен. Он постоянно дотрагивался до ее руки и так энергично кивал, что со стороны складывалось впечатление, будто он говорит не с Джоанни, а с ее сиськами. Потом они начали смеяться и делали это так долго и громко, что Ларри отлично слышал их с тридцати метров. Над чем можно так смеяться в девять утра в воскресенье? Когда в Африке миллионы детей умирают от голода? Он уже собрался подойти и разрушить эту маленькую идиллию, но они расстались и без его помощи. На прощанье отец Нутоумби так проникновенно обнял Джоанни, что Ларри невольно припомнил историю из своего далекого детства.

Боже милостивый, подумал он, да это же вторая миссис Михалек! Похоже, эти двое уже готовы открыть видеосалон.

На протяжении всего разговора близнецы послушно стояли рядом с матерью — примерные маленькие ангелочки в белых рубашках с короткими рукавами и черных галстуках-бабочках, но стоило священнику повернуться к ним спиной, как они тут же принялись толкать друг друга и яростно о чем-то спорить. Со свойственной ей решительностью Джоанни быстренько навела порядок, взяла обоих мальчиков за руки и потащила их по тропинке, в конце которой притаился Ларри.

Увидев отца, мальчики завопили от восторга, вырвались из рук матери и понеслись к нему навстречу. Они виделись только накануне (Джоанни разрешала ему брать детей на всю субботу), но он уже успел истосковаться по ним, по производимому ими шуму, просто по их виду Так же было и когда прошлой осенью они начали ходить в подготовительный класс, и он все будние дни тоскливо слонялся по опустевшему и притихшему дому. Он поднял их в воздух, по близнецу под каждую руку, и неторопливо подошел к Джоанни. Приятно было на минуту представить, что у них все в порядке и они всей семьей весело проводят воскресное утро. Ради этого он охотно согласился бы каждое воскресенье ходить в церковь, если бы только там не надо было молиться Богу.