Утром он попросил хозяина постоялого двора рассказать о живущих в Малмсбери евреях. Тот пожал плечами, как бы спрашивая: «Да что о них рассказывать-то?»

— Мне интересно, ведь до недавнего времени я совсем не встречал евреев.

— Потому что в нашей стране они редки, — сказал хозяин. — Муж моей сестры (а он капитан корабля и где только ни бывал) говорит, что во Франции их множество. Еще он говорит, что их в каждой стране можно найти, и чем дальше на восток, тем больше.

— А живет здесь среди них Исаак Адолесентолай? Лекарь?

— Вот уж нет, — усмехнулся трактирщик. — Это они все живут вокруг Исаака Адолесентолая, греясь в лучах его славы.

— Так его, значит, уважают?

— Он великий целитель. Люди приезжают издалека, чтобы поговорить с ним, и останавливаются у меня. — В голосе трактирщика слышались нотки гордости. — Конечно, священники его поругивают, но… — Он приложил палец к носу[59]и наклонился ближе: — Я-то знаю, что не меньше двух раз его забирали среди ночи и увозили в Кентербери — лечить архиепископа Ательнота, который в прошлом году был, как считали, при смерти.

Трактирщик объяснил, как добраться до еврейского поселения, и вскоре Роб уже проезжал мимо серых каменных стен Малмсберийского аббатства, через лес и поля, мимо разбитого на крутом склоне холма виноградника, где монахи собирали спелые ягоды. За землями аббатства, за небольшой рощицей и находилось еврейское поселение — десять-двенадцать домиков, жавшихся друг к другу. А вот, вероятно, и евреи: мужчины, похожие на ворон, в просторных черных кафтанах и остроконечных кожаных шляпах, пилили и прибивали доски — сооружали сарай. Роб подъехал к тому дому, который был побольше прочих, с широким двором, заставленным повозками и лошадьми у коновязи.

— Я ищу Исаака Адолесентолая, — обратился Роб к одному из мальчишек, ухаживавших за лошадьми.

— Он сейчас принимает больных, — ответил мальчик, ловко поймав брошенную монетку: Роб хотел быть уверенным, что о Лошади позаботятся как следует.

Парадная дверь вела в комнату ожидания, где стояли деревянные скамьи, сплошь занятые больными и страждущими. Похоже на очереди к нему самому, когда он принимал за занавесом, только людей гораздо больше. Свободных мест на скамьях не было, и Роб просто прислонился спиной к стене. Время от времени из маленькой двери, ведшей во внутренние покои дома, появлялся мужчина и забирал с собой того, кто сидел ближе на первой скамье. И тогда все пересаживались на одно место вперед. Лекарей, как он понял, было пятеро: четверо молодых, а один — маленького роста, быстрый в движениях мужчина средних лет, которого Роб и счел Исааком Адолесентолаем.

Ждать пришлось неимоверно долго. Комната все время была переполнена — как только один лекарь забирал пациента, тут же со двора входил новый, только что приехавший. Чтобы скоротать время, Роб пытался угадать, кто чем болен.

Когда он оказался первым на передней скамье, день уже клонился к вечеру. В дверях показался один из молодых лекарей.

— Можете пройти со мной, — произнес он с французским выговором.

— Мне нужно видеть Исаака Адолесентолая.

— Я Моисей бен Авраам, ученик мастера Адолесентолая. Я смогу сделать все, что необходимо.

— Не сомневаюсь, что вы умело лечили бы меня, будь я болен. Но мне нужно повидать мастера по другому делу.

Ученик кивнул и позвал с собой следующего на скамье.

Прошло немного времени, вышел Адолесентолай и повел Роба за собой по короткому коридору. Через распахнутую дверь Роб мельком увидел операционную с кушеткой, ведрами и всевозможными инструментами. Вошли в маленькую комнатушку, совершенно пустую, если не считать стола и двух стульев.

— Что беспокоит? — спросил Адолесентолай. И с некоторым удивлением слушал, как Роб вместо описания симптомов болезни взволнованно заговорил о своем горячем желании изучать медицину.

У лекаря было темное лицо с красивыми чертами. Улыбка на нем не появлялась. Несомненно, эта беседа закончилась бы тем же самым, даже если бы Роб выказал больше осторожности, но он не удержался от вопроса:

— Вы долго живете в Англии, мастер лекарь?

— А почему ты спрашиваешь об этом?

— Вы так хорошо говорите на нашем языке!

— Я родился в этом доме, — тихо ответил Адолесентолай. — В лето от Рождества Христова 70-е, после того как император Тит разрушил Храм, он привез из Иерусалима в Рим пятерых молодых евреев-военнопленных. Их называли adolescentoli, что по-латыни значит «юноши». Я потомок одного из них, Иосифа Адолесентолая. Он добился свободы, записавшись на службу во второй римский легион, и с легионом оказался на этом острове. Здесь жили тогда низкорослые смуглые рыбаки, черные силуры, которые первыми стали называть себя бриттами. А твоя семья столь же долго живет в Англии?

— Не знаю.

— Но сам ты вполне прилично говоришь на английском языке, — сказал Адолесентолай шелковым голосом.

Роб рассказал о своей встрече с Мерлином, упомянув только разговор о медицинском образовании.

— А вы тоже учились у великого персидского лекаря в Исфагане?

— Нет, — покачал головой Адолесентолай. — Я учился в университете в Багдаде — там медицинская школа больше и библиотека богаче. Если, конечно, не считать того, что у нас не было Авиценны, или Ибн Сины, как его там называют.

Поговорили об учениках лекаря. Трое были французскими евреями, а четвертый — еврей из Салерно.

— Мои ученики предпочли меня Авиценне или любому другому арабу, — сказал Адолесентолай с гордостью. — Они, конечно, не могут пользоваться такой библиотекой, как студенты в Багдаде, но у меня есть «Лечебник» Бальда[60]. В нем перечислены все способы лечения по Александру Тралльскому[61], указано, как приготовлять целебные мази, припарки и пластыри. От них требуется изучить с величайшим тщанием эту книгу, а равно некоторые книги Павла Эгинского[62]на латыни и определенные сочинения Плиния[63]. И прежде чем окончится их ученичество, они должны научиться делать флеботомию[64], прижигания, надрезание артерий, удаление катаракты.

Роба охватило непреодолимое желание узнать все это — в чем-то сходное с чувством, которое испытывает мужчина, увидев женщину и тут же воспылав страстью к ней.