Анна опустила голову. Внутри у нее все сжалось в тугой комок. Ей придется многократно пережить такое же унижение, какому она подверглась в Ридинге. Ну и что с того, что Морван станет всякий раз овладевать ею? Ведь его чувства, та брезгливость, какую вызывает в нем ее тело, останутся прежними. Он будет преодолевать их, а она… А ей придется это терпеть. Хотя, если в спальне будет темно, как тогда в укромном уголке замкового сада…

– Хорошо, – тусклым голосом проговорила она. – Допустим, после первой ночи доказательства подлинности брака будут всем предъявлены. Но потом? Что будет потом?

– Если вы не намерены обзаводиться детьми, я не стану вас к этому принуждать. И никогда не возьму вас силой, коли вы откажете мне в близости.

Итак, слово было сказано. И он останется ему верен. Не иметь наследников – что может быть хуже для владетельного лорда? Но он и на это согласен. Возможно, только потому, что зачать законных детей он сможет лишь в ее объятиях, лишь победив брезгливость…

– Ну что ж, – пробормотала она. – Одну ночь я уж как-нибудь вытерплю.

– Вот на этом пока и порешим, – усмехнулся он. – А дальше будет видно. Хочу, однако, вас сразу предупредить, Анна, что это единственная серьезная уступка, на которую я как ваш муж и хозяин владений готов пойти. Вам следует позабыть о прежней свободе, о возможности делать то, что вам в данную минуту взбрело в голову. Вы будете согласовывать свои поступки со мной, я не позволю вам подрывать мой авторитет.

– Поскольку мой для вас ничто! – вспылила Анна.

– Не желаю ежечасно с ума сходить, зная, что вы в одиночестве скачете по полям и холмам!

Она метнула на него взгляд, исполненный ярости:

– Я вам не раз уже говорила, что не собираюсь менять свои привычки в угоду мужу!

– А я вам говорил, правда, всего однажды, что не стоит так смотреть на мужчину, когда вы хотите чего-то от него добиться. Вы должны видеть во мне своего господина и подчиняться мне. Принимается ли данное условие?

Слово «подчиняться» болезненно кольнуло ее самолюбие. Но ведь она могла отказаться от этой сделки, умолить короля найти ей другого мужа. Который окажется сговорчивее, которого со временем без всяких переговоров можно будет подчинить себе.

Он поднялся и, склонившись к ней, пристально взглянул ей в глаза. Она не зажмурилась, решив выдержать его пламенный взор, не дрогнуть, не дать ему над собой восторжествовать. Но чем дольше он на нее смотрел, тем слабее делалось ее безмолвное сопротивление его колдовским чарам.

Он приник губами к ее трепещущим губам. То был нежный и вместе с тем властный поцелуй. И, несмотря на обиду, которую Анна не могла забыть, несмотря на ее готовность бороться с ним за свою независимость, она тотчас же ощутила сладостную истому во всем теле, и это ее обезоружило. Она была целиком в его власти. Это пугало и вместе с тем пьянило ее.

– Мы говорили о землях, правах, обязанностях, об указах, наследниках… Но, Анна, я хочу упомянуть о главной причине, по какой этот брак должен быть для вас желателен. Мы с вами хорошо друг друга знаем. Мы друг другу подходим, и доказательством этому могут служить ласки, которыми мы наслаждались в Ла-Рош-де-Роальд, у костра в Ридинге. – Он снова поцеловал ее – коротко, целомудренно.

– Подите сюда, – велел он, приблизившись к бюро, – и напишите королю благодарственное послание. Я сам его доставлю Эдуарду.

Он вручил письмо Анны королю. Тот мог теперь вздохнуть свободно: эта сделка освобождала его от клятвы, данной Морвану. Эдуард не скрывал своей радости. Он был очень мил и настоял на том, чтобы Морван угостился его изысканным вином. Они вспоминали прошлое, те битвы, в которых сражались бок о бок, балы, на которых блистали. Когда аудиенция была закончена, Морван поспешил в дом сестры, к Анне.

Он нашел ее в саду, где она задумчиво бродила среди деревьев, листва которых давно облетела. У Анны был понурый, унылый вид. Бедняжка пустилась в такой далекий, трудный путь, чтобы получить всемилостивейшее разрешение герцога и короля передать свои владения сестре и удалиться в монастырь. Ей казалось, что это легко выполнимо, но все обернулось иначе. Король поставил ее перед жестоким выбором – замужество или заточение. И она, предпочтя первое, все же оплакивает без слез свою мечту, свою свободу. Каково это – имея независимый характер, знать, что отныне тебе предстоит во всем следовать чужой воле, выполнять чужие решения? Сердце его преисполнилось жалости к ней, и он мысленно поклялся, что никогда не заставит ее жалеть о сделанном выборе, никогда не причинит ей страданий.

Она оглянулась и заметила его. Душа его раскрылась ей навстречу. Это была его женщина, отныне и навсегда. Он сомневался, что, вернув Хэрклоу, испытал бы сотую долю того счастья, которое переполняло его сейчас.

Он подошел к ней и бережно обнял за плечи.

– Все решено.

Трое слуг выплеснули воду из ведер в огромную круглую лохань, стоявшую у очага. Анна молча наблюдала за ними. Она сидела на табурете у стола и сонно потирала глаза. Ей стало зябко, и она плотнее запахнула полы длинного халата, который прежде принадлежал ее отцу.

На ее кровати вольготно расположились несколько женщин. Они без умолку болтали, пересказывая друг дружке свежие сплетни. Дверь распахнулась, и в комнату вошли Рут и Катрин. Они бережно положили на стол свадебное платье. Анна небрежно скользнула взглядом по темно-зеленому бархатному наряду, который был скроен в Англии в соответствии с последними требованиями моды и сшит в Ла-Рош-де-Роальд.

Крепость заполонили бесчисленные гости: вассалы со своими женами и взрослыми дочерьми, соседи, друзья покойных родителей. Анна едва помнила большинство из них. При жизни матери эти люди нередко посещали их гостеприимный дом, но она в те поры была ребенком и они редко обращали на нее внимание. Теперь же все, не сговариваясь, вдруг повели себя как близкие друзья, навязывая ей свое общество, свои советы, свою помощь в приготовлении к венчанию. Вот и сейчас ее ни свет ни заря подняли с постели, чтобы совершить долгую церемонию предсвадебного омовения и облачения.

Четыре недели пролетели как одно мгновение. Четыре недели она провела сначала в дороге, а после в непрестанных трудах и хлопотах. А тут еще эти гости со своими семьями и челядью.

Она равнодушно следила за тем, как в лохань было вылито последнее ведро колодезной воды. Все это долгое время ей удавалось вытеснять из сознания мысль о том, ради чего так хлопочут и суетятся все эти люди. Она старалась не думать о предстоящей свадьбе.

Но время было неумолимо. Не далее как вчера ей пришлось убедиться в реальности надвигавшейся катастрофы: вечером Асканио пришел к ней обсудить детали церемонии. Со свойственной ему обстоятельностью он принялся объяснять ей, что и как она должна будет делать, что говорить. Покончив с перечислением обетов, какие она даст у алтаря, Асканио посоветовал ей совершить действо, не предусмотренное обрядом и, с ее точки зрения, совершенно неприемлемое, но, по его мнению, весьма и весьма желательное.