Впервые на ее памяти ангельский глаз потемнел по собственной воле, отключаясь, чтобы сенсорный вход не поддерживал состояние бодрствования. Все исчезло в наступившей тьме. Бледное лицо успокоилось, и Ангел погрузилась в глубокий сон без сновидений.

Через мгновение ее выдернуло оттуда громким и настойчивым жужжанием. Ангельский глаз упрямо остался темным, но она сумела заставить себя открыть другой.

Не успела она сообразить, что это был за звук, как он прекратился. Почти сразу вспыхнул метровый экран коммуникатора.

У Ангела дыхание застряло в горле, когда Марши, глянул на нее, как лицо из сна. Сердце застучало быстрее и голова закружилась от наплыва чувств. Коммуникатор был поставлен в готовность ради одного шанса на миллион, что Марши ее вызовет, и вопреки всякой вероятности, так и случилось!

Она попыталась подняться, отчаянно желая приблизиться, коснуться его, если он настоящий, ответить, если он ее вызывает, но серебряная броня тела лежала неподвижно, как отлитая из сплошного металла.

Ее охватила паника. Она напрягалась и извивалась, пытаясь привести тело в движение, но лишь слегка смогла поднять голову от подушки. Команды предательским членам ее тела поглощались молчаливым ничто, которое с каждым ее рывком становилось все туже.

***ВНИМАНИЕ! — написалось тревожным красным светом изнутри все так же темного ангельского глаза. — ОТДЫХ ЯВЛЯЕТСЯ ИМПЕРАТИВОМ. УРОВЕНЬ УГРОЗЫ НУЛЕВОЙ. >>МЕДСИСТЕМА ЭКЗОТА ВЫЗЫВАЕТ ПРИНУДИТЕЛЬНОЕ УСПОКОЕНИЕ<<***

Голова Ангела откинулась обратно, дыхание вырывалось отрывистыми всхлипами. Голова закружилась, все стало нереальным. Она не могла думать отчетливо, не могла понять, проснулась она или схвачена кошмаром; она так хотела дотянуться до Марши, и это было главным, но слабость и экзот подвели ее.

Последнее, что видела она сквозь слезы, была улыбка на его губах.

Она попыталась улыбнуться в ответ…

Худое и темное лицо Джона Халена заполнило экран Марши и осветилось зубастой улыбкой.

— Привет, док, — протянул он. — Если вы насчет вашего счета, так мы вам уже послали чек.

Марши не мог не улыбнуться, и не только этой старой и глупой шутке. От одного вида Халена у него настроение улучшилось сильнее, чем от всего выпитого.

— Рад слышать. Как там дела дома?

— Терпимо. Только что узнал хорошие новости.

Марши ухмыльнулся:

— Салли хочет от вас детей?

Тут уж фыркнул Джон:

— Нет, не в том дело. К тому же я ради такой новости не стал бы стучать по клавиатуре.

— Есть успехи в раскалывании счета Кулака?

Хален помрачнел:

— Боюсь, никаких. Я каждую свободную минуту копаюсь в его записях, но все еще не могу отсортировать защищенные файлы от открытых. Этот старый сукин сын так рассыпал свои данные, что мне в них еще годами копаться. — Он искалеченной рукой поскреб щетинистый подбородок, одним глазом поглядывая на Марши. — А вы, это… говорили с ним?

— Немного. Жаль, но он мне ничего не сказал. — Во всяком случае ничего такого, что я хотел бы слышать. Или чему хотел бы поверить.

Джон покачал головой:

— И не надо. Мне даже спрашивать не стоило. Я ж уже сказал, чем меньше с ним иметь дела, тем лучше.

— Вы сказали, у вас хорошая новость, — напомнил Марши.

Упрямая ухмылка Халена вернулась на место.

— А как же! Медицинский персонал и все оборудование, про которое вы написали, уже в пути. Только что получил весть, что они где-то в пятницу вечером будут.

Это примерно в то же время, когда он доберется до станции Боза. Марши испустил вздох облегчения. Теперь, быть может, уменьшится чувство вины за то, что он их оставил.

— Это отлично. Я знал, что Медуправление проявится.

Джон мотнул головой.

— Это не они конкретно. Это какая-то организация под названием «Фонд Рук Помогающих».

Попрощавшись с Джоном, Марши остался сидеть, обдумывая все снова и снова.

По всем правилам он должен был бы чувствовать себя отлично. Джон посмотрел для него медицинские файлы, и ему было приятно узнать, что не только Марди и Элиас отлично поддерживают их актуальность, но и что люди на их попечении поправляются по крайней мере не хуже, чем он ожидал. Джон предложил, что Марди доложит лично — Элиас спал, — но Марши не хотел создавать впечатление, что он их проверяет.

Медицинская помощь уже в пути. Таким образом, этот груз с плеч долой. Так и было — в основном. Но он никогда не слыхал об этом самом Фонде Рук Помогающих и не мог избавиться от недоумения, чего это они взялись за работу Медуправления. Конечно, это бюрократия на марше; какой-нибудь мелочно экономный контролер Медуправления использует частных благотворителей для экономии своего драгоценного бюджета. Когда эта контора прибудет, надо будет с помощью Марди или Элиаса убедиться, что они хорошо работают — и поднять адский шум, если это окажется не так.

Джон не видел Ангела с тех пор, как наткнулся на нее в коридоре утром отлета Марши. И не скрыл разочарования, когда Марши отверг предложение, чтобы Джон ее разыскал. Кажется, даже его отбытие не умерило желание Джона свести их вместе.

Он встал из-за пульта связи и побрел обратно в камбуз. Наполнил бокал чистым скотчем и ополовинил его раньше, чем вспомнил о рационировании своей выпивки.

— Ради праздника, — буркнул он про себя, хмуро глядя в стакан. Все шло так, как предполагалось. Путь, устланный розами.

Отсутствие новостей — хорошая новость. Наверное, у Ангела все в порядке.

Он допил бокал. Несомненно, она живет своей жизнью, уже начиная о нем забывать.

Как он постепенно забывает о ней.

Марши удивленно дернулся, когда рука его утром подала сигнал. Он забыл, что поставил ее на напоминание ко времени, когда должно будет отключиться поле сна у Кулака. Медкойка была запрограммирована давать старику полчаса бодрствования каждый день.

Он стал было подниматься, потом передумал и сел обратно на стул в камбузе. Пусть старый мерзавец еще несколько минут помаринуется. Прибрав за собой, он снова наполнил чашку из автомата. Отхлебнул, скривился.

Бренди, добавленный в кофе, был не то, что настоящий. Даже близко не то. Он выплеснул жидкость.

Все еще было утро второго дня в графике. Два часа тянулись как два дня.

Никогда раньше долгие монотонные часы одиночества так не действовали ему на нервы, никогда не было такого ощущения запертости и беспокойства.

Конечно, сейчас он впервые пытается провести их в относительной трезвости. Не удавалось даже вспомнить бессчетные разы, когда он проводил дни — если не недели — в режиме готовой к работе машины, достаточно ясно, чтобы сказать, что вспомнил их на самом деле. Это было как часы, проведенные во сне. Он знал, что они проходили, но в темноте и выключенные из нормального хода времени.