Правда, этому было объяснение. За несколько дней до Купалий, когда приехали угряне, Зорян заявил, что освободит гостевую избу и поживет в шатрах возле Ярилина луга. Понятно было желание иметь пристанище рядом с местом игрищ, чтобы потом не тащиться на рассвете, цепляя ногу за ногу от медовухи и плясок, в такую даль. На следующий день, тихий и пасмурный, шатров на прежнем месте не было. И не требовалось иметь такой опыт в походах, как у Альдин-Ингвара, чтобы задаться вопросом: как и зачем зоричи свернули шатры под дождем, чтобы немедленно уплыть? Что их гнало прочь? Сворачивать стан под ливнем – само по себе нелегкое дело, а потом плыть ночью, насквозь мокрыми, с промокшей тяжеленной поклажей? Шатры после дождя нельзя держать свернутыми, иначе начнут плесневеть и гнить. Что заставило зоричей поступить так, будто их тут подстерегал коварный враг? Что мешало укрыться от дождя, а потом остаться еще пару дней, пока шатры просохнут?

Дураку было ясно: Зорян и его люди бежали. Но почему? От чего? От кого?

– Да от сраму, – пояснил Альдин-Ингвару свинческий кузнец Вигот, уроженец далекой Хейтабы.

Его обширный двор стоял на перемычке между двумя озерцами, на подступах к городу. В земле смолян он жил уже лет пятнадцать и говорил по-словенски не хуже самого Альдин-Ингвара.

– У них драка вышла с местными парнями. Они зоричей и того… побили да в реку метнули.

– Князя?

– А что? На Купалиях князей нет, – ухмыльнулся кузнец. – Он ведь приехал глаза пялить на девок, а выкупа нашим парням не заплатил. Может, думал, ему тут и задаром будут рады!

Кузнец презрительно сплюнул. Двенадцать лет назад сам он присмотрел себе жену как раз на Купалиях, но сперва принес тогдашнему вожаку парней бочонок меду и свиной окорок. Если уважать местные обычаи, где хочешь приживешься!

– И Сверкер не вмешался?

– Да кто ж его будет ждать? Их, зоричей, после того никто и не видал.

– Но это было до того, как русалок прогнали?

– А вот как зоричей в реку метнули, тогда начали и русалок гнать.

Концы не сходились. Зорян со своими людьми исчез еще тогда, когда Ведома оставалась у всех на глазах. Прочие знатные молодцы, судя по их удрученным лицам, были ни при чем. Будто и впрямь княжну русалки унесли!

Но Альдин-Ингвар хорошо помнил лицо Сверкера в вечер своего приезда. Без следа истинной отцовской тревоги и скорби. Так хорошо спрятать девушку, чтобы никто ничего не видел и не знал, мог только ее собственный отец!

Прошло дней десять. Уже пора было ехать: Деляна истомилась лежать целыми днями, да и Альдин-Ингвар не знал, чего бы еще такого предпринять. Но все же не мог смириться с поражением. Уехать и оставить Сверкера торжествовать победу над потомками Ульва волховецкого? Чтобы он «нашел» свою дочь на следующий день после отъезда Альдин-Ингвара и уже близкой осенью приискал ей жениха по своему вкусу? Ведь Рагноры, которая мешала этому, больше не было, а держать дома такую взрослую девушку становилось неприлично: подумают, что испорчена.

Помог ему случай, которого Альдин-Ингвар никак не предвидел. Однажды он перед закатом вышел пройтись по причалу. До чего жаль, что Деляна не может этим чудным летним вечером прогуляться вместе с ним! Пожалуй, пора выпустить ее на волю: от ее мнимой хвори нет никакого толку, так зачем мучить бедняжку? Он уже совсем решил, что завтра ей «станет лучше» и они начнут гулять, а денька через три можно будет отплывать восвояси.

Альдин-Ингвар обернулся, чтобы отдать кому-нибудь из своих людей распоряжения насчет отъезда, но вдруг увидел рядом невысокую женщину средних лет, голядку, судя по одежде. Ничего удивительного: голяди, чистой и в разных степенях ославяненной, в этих местах было немало. Как в Ладоге чуди. Но эта женщина пристально смотрела на него, и от ее взгляда Альдин-Ингвара пробрала дрожь. Ничего угрожающего не было в ее блекло-серых глазах, но от нее исходило ощущение силы, от которого на миг перехватило дыхание. Оно было настолько плотным, что его, казалось, можно потрогать.

– Здравствуй, князь! – Голядка поклонилась. – Я искала тебя.

– Искала? Зачем?

– Слышала, что твоя молодая жена занемогла и ей не становится лучше.

– Это правда, – сказал Альдин-Ингвар и тут же пожалел об этом.

Не стоило говорить такие вещи ведунье. Как бы его ложь не обернулась правдой, а этого он вовсе не хотел.

– Но она скоро поправится, я уверен! – поспешно добавил он.

– Позволь мне повидать ее. Я знаю особые травы. Моя мать передала мне сильные заговоры, которые многих больных поставили на ноги.

Альдин-Ингвар молчал: ему не хотелось подпускать эту женщину к Деляне, пусть та и не была больна.

– Не тревожься! – Голядка успокаивающе подняла руку. – Клянусь здоровьем моего единственного сына: я не причиню никакого зла твоей жене или тебе. Быть может, мне удастся помочь… в очень важном деле.

– О чем ты? – Альдин-Ингвар насторожился.

Возможно, эта женщина что-то знает о том, о чем он все это время думает? Найти след человеческого участия в исчезновении Ведомы ему не удалось. Оставались силы нечеловеческие. А значит, пора обращаться за помощью к «знающим людям».

– Я приду завтра. – Голядка будто читала его мысли. – Прикажи, пусть меня пропустят к твоей жене. Я должна посмотреть, нет ли на ней сглазу. Ведь ты понимаешь, иные люди недовольны твоим счастьем…

И она пошла прочь – в сторону от города. Альдин-Ингвар смотрел ей вслед, пока она не скрылась среди могильных холмиков. «Будто на тот свет ушла», – кольнула пугающая мысль.

И не только эта. Альдин-Ингвар с беспокойством подумал о сглазе, который почти так же опасен для молодух, как для невест: не случайно убор молодухи, ожидающей первенца, насыщен защитными средствами, будто боевой доспех воеводы. И нетрудно понять, кому противно благополучие потомков Ульва волховецкого – могущественному хозяину этих мест…

– Все-то ты, голубок мой, проворонил!

Лютояр в досаде отвернулся. Мать была права. Вечером накануне Купалий он тоже ходил на Ярилин луг и принимал участие в изгнании зоричей. Хотел повидаться наконец со Сверкеровой дочерью. Но пока она не закончит с обрядами, это было нельзя, а потом полил дождь, сделав невозможным продолжение праздника – костры, круги, игры и прочие «совещания», после которых умыкают невест.

Зато он стал единственным в волости человеком, который видел княжну после изгнания русалок. Мельком. Уже под ливнем выбравшись к берегу, он заметил две лодьи, стремительно уходящие вниз по течению Днепра. На корме первой сидел Зорян – с непокрытой головой, обнимая какую-то девушку, завернутую в плащ. А когда через три-четыре дня до Ведьмы-раганы дошли слухи, что князь ищет пропавшую дочь, стало ясно, что за девушка была в лодье с Зоряном.

Лютояр был готов сам себе надавать затрещин. Куда он раньше смотрел? Уж можно было как-то через мать исхитриться с ней повидаться. Если дочери Сверкера суждено исчезнуть, пусть бы он, Лютояр, был виновником этого. Даже если никто не признает ее замужества, то хоть и другим не досталась бы. А теперь первым наследником ненавистного варяга становился князь зоричей! И вместо одного кровного врага Лютояр приобрел двух! Что перед их соединенной мощью его лесная дружина из трех вилькаев!