На северо-западе льдисто сверкал кристалл нового дворца. Каскады стекла и огней, невесомый, как инверсионный след, мост Мармориты, ступенчатые террасы, где стенами служат полотнища и ленты летящей с вершины озаренной электричеством воды, а крышами — висячие сады.

Это более чем впечатляло.

Кованые ворота в сад оказались открыты, на небольшой площадке под липами на белом экране крутили кино — хронику времен войны. В стрекочущей будке над площадкой сидел механик, сизый мерцающий луч резал сумрак под липами, репродуктор играл марш, а по белому полю, по серой сухой земле шли танки с рыцарскими гербами на броне. За ними бежали люди с винтовками, перекошенный горизонт вспухал взрывами, летела земля, кто-то прыгал в окопы, дергался пулемет с плоским, как консервная банка, магазином, вставала на дыбы и била копытами лошадь, тяжелая длинноствольная пушка заваливалась набок, снова разрывы, разрывы, разрывы. Панорама леса, перемолотого в кашу. Опять танки, перемежаемые набитыми солдатами грузовиками. Черный дрожащий экран, белые буквы «Ютт, Искра, Перекресток. 16-я танковая дивизия лорда Стесса, прорвав оборону противника на реке Чире, идет на соединение с армией лорда Маренга».

Он обнаружил вдруг, что тяжело дышит, а во рту пересохло. Он стиснул кулаки, жадно глядя на ползущие по экрану тяжелые машины. Даже не понял сразу, почему так разволновался, что такое с ним.

Вот мое место.

Вот оно! В боевой машине — как на рыцарском коне; грохот мотора — как победный рев; чтоб прыгал горизонт и воздух пах дымом. Чтобы был враг, и чтобы бить его, рубить, стрелять, нажимать… на что там нажимают; чтобы железная туша содрогалась, изрыгая огонь, и фонтаном взлетала земля, и летели обломки, и куски брони, и весь мир вставал дыбом и падал ниц перед тобой.

Он опомнился, тряхнул головой и двинулся по дорожке вглубь сада. Если тут все сохранено, как он помнит, то дорожка приведет в аптекарский огород и к оранжереям, а через оранжереи можно пройти в крепость.

Синеватую с пурпурным оттенком ауру дролери он заметил издалека. Остановился. Прийти к Лавенгам и не нарваться на дролери — задача почти нерешаемая. Легче было рейну Амарелу выковырять из-под земли.

Он отступил за угол оранжереи, разглядывая сквозь стекло парочку бредущих по дорожке женщин. Они увлеченно беседовали, и только поэтому одна из них, тонкая золотая дролери, не заметила его.

Зато он узнал вторую.

Сестра Вербена. Триста лет назад бывшая Старшей Сестрой-Хранительницей монастыря святой Невены и диаконисой собора святой Королевы Катандеранской, она с тех пор ничуть не изменилась. Сестра верховного короля Гетена, тетка кронпринца Элета, принцев Рема и Ренарда и принцессы Энны, убитых на осенней охоте в праздник Второго Урожая. Все, что случилось после, историки назвали Изгнанием Лавенгов.

Двоюродная тетка принцев Герейна и Алисана.

За месяц до осеннего равноденствия он пришел к ней и говорил о надвигающейся грозе. Доказательств у него не было, только острое полуночное чутье. Иногда отчуждение может сыграть добрую роль и помогает наблюдать течение жизни со стороны. Нож ясно видел темнеющий горизонт, но не мог предугадать, насколько страшной будет буря. В тот черный год он ожидал максимум дворцового переворота, а случилась безжалостная резня, спровоцированная и оплаченная Андаланской церковью и лично примасом.

Старшая Сестра сперва осенила его сантигвардой, потом велела поклясться на Святой Книге Книг. Недоверие смотрело из ее глаз. Спасибо, что не отдала полуночного гостя псам-перрогвардам, дарскому отродью кальсаберитского ордена.

Спасти Гетена и его детей не удалось. Но накануне осеннего празднества маленькие близнецы Герейн и Алисан в обществе Старшей Сестры-Хранительницы оказались не в лесу под Иволистой, а в вышетравском монастыре. Это дало им фору в два дня.

Он спешил к ним, последним из сереброволосых потомков Лавена Странника, на помощь, но пушечное ядро под стенами монастыря в тот раз положило конец его метаниям.

Теперь, спустя триста лет, мальчики счастливо правят в Катандеране, спасенные не им, а каким-то чудом возникшими из легенд альфарами, Королевой, неукоснительно соблюдающей договор. Тот договор, который когда-то связал ее и первого из Лавенгов. Договор, на котором держится Дар. Который не позволил стране исчезнуть, развалиться на части за время феодальных неусобиц и безвластия.

О том, что у невениток есть возможность докричаться до Сумерек, даже он, бывший наследник трона, не знал.

Женщины приближались, он отшагнул назад. Как бы миновать их… Дролери тут же поднимет тревогу, да и для Вербены он все тот же выходец из лимба, слуга Привратника с черным осколком вместо сердца. Письмо, конечно, попадет Герейну в руки, но не хотелось бы оказаться перед правнуком связанному, на коленях, с пистолетом у затылка. Объясняя что-то спутнице, Вербена остановилась и махнула рукой в сторону севера. Дролери поглядела туда же… Он, не дожидаясь криков, сорвал темные очки, снял головной убор, выступил из-за угла теплицы.

И поклонился вежливо.

Секундное замешательство. Дролери зашипела, забыв от ярости слова, бледные золотые глаза сузились в две светящиеся щели. Рука ее метнулась к сумке, выдернула маленькую штуковину, похожую на перламутровый дамский револьвер с хрустальной колбой вместо барабана. Вербена схватила ее за рукав.

— Таволга, стой. Стой! Я, кажется… его знаю.

— Пропасть! Вран сторожит у двери, а они — в окно!

— Прекрасные леди, я несу послание от моего господина королю Герейну, — склонив голову, он коснулся груди, где под рубашкой прятался свиток, — приветствую вас и прошу позволения пройти.

— Вы… — Невенитка шагнула вперед, пытливо всматриваясь ему в лицо. — Это опять вы… Какую черную весть несете на этот раз?

— Письмо от моего господина, Сестра. Я сам не знаю, что в нем.

— Хочешь сказать, хозяин вашей полуночной помойки решил затеять переписку с человечьими королями? — Дролери оскалилась. Кожа обтянула скулы, острые уши прижались, как у обозленной кошки. Крохотное дуло твердо смотрело ему в грудь. — Лжешь, мертвец. А ну-ка покажи, что ты тащишь.

— Таволга, он не может лгать, он демон высокой иерархии, и ему хорошо известно, как аукается вранье. Он может только недоговаривать, но он прямо сказал, что несет письмо. Значит, он действительно посланник и действительно не знает, что в нем.

— Он человек, Вербена! Хоть и продался Пастырю Демонов за сгусток эктоплазмы, которую носит в качестве новой улучшенной плоти. — Дролери поводила стволом, в колбе светилось что-то голубоватое, бросающее блики на пальцы. — Пришибить его сложно, но можно. В Полуночи все равно подлатают.

Он молчал, опустив руки — сама кротость. Дролери обличала, щерясь от ненависти:

— Аукнется ему, в отличие от оригинальной полуночной шушеры, лишь когда он по-настоящему сдохнет. И случится это только по желанию его хозяина, не раньше. А пока он Пастырю не надоел, может врать в свое удовольствие и творить что вздумается, и правил для него нет никаких. Эта тварь пострашнее наймарэ, подруга. Дети вызывали не его, конечно, но с его подачи, я уверена. Кровавая жертва — твоя работа, Нож? Нет? Лжешь, падаль!