Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, у нас есть формула успеха: множество маленьких обновлений. Поступайте так же — и окажетесь на пути к славе великого прогнозиста, верно?
Очень жаль, но не все так просто. Подход Тима Минто часто отлично работает и именно поэтому так распространен в работе суперпрогнозистов. Но это вовсе не универсальная отмычка. Иногда его применение — именно то, чего не нужно делать.
Помните чрезмерную реакцию Дага Лорча на отчет об арктическом льде? Через несколько дней после того, как поднял вероятность своего прогноза до 95 %, он увидел самую свежую информацию, а также информацию за последние двенадцать лет. Сравнив ее с прогнозами ученых, Даг заметил огромное несоответствие между ними и реальностью. Что ему следовало делать в этом случае? Даг мог пойти по пути «множества маленьких обновлений» и постепенно снизить вероятность в своем прогнозе. Или просто взглянуть на вопрос свежим взглядом. «Единственная причина, по которой я назначил 95 % вероятности, — это отчет, который явно не соответствует действительности, так что я должен его отбросить и сделать новый прогноз». Он пошел по второму пути: сначала вернулся к изначальным 55 %, затем снизил их до 15, и уже после этого приступил к «множеству маленьких обновлений» в своем обычном стиле.
Это был правильный подход. Если бы Даг не отошел от политики «множества маленьких обновлений» в момент, когда его прогноз равнялся 95 %, окончательный разочаровывающий результат оказался бы гораздо хуже.
В знаменитом эссе «Политика и английский язык» Джордж Оруэлл вывел шесть четких правил, в которые входили, в том числе «никогда не используйте длинное слово, если подойдет короткое» и «никогда не используйте пассивные конструкции, если можно использовать активные». Но самым главным было шестое: «Лучше нарушить любое из этих правил, чем сказать что-то откровенно варварское».
Я понимаю желание придерживаться безошибочных указаний, которые гарантируют хорошие результаты. Именно поэтому нас так сильно привлекают знатоки-ежи и их фальшивая уверенность. Но магических формул не существует, есть только широкие принципы со множеством оговорок. Суперпрогнозисты понимают эти принципы, но также знают, что их применение требует взвешенных суждений. И скорее нарушат правила, чем дадут варварский прогноз.
На то, чтобы стать суперпрогнозистом, Мэри Симпсон вдохновил провал.
«В 2007-м я совершенно пропустила все признаки финансового кризиса, и это было очень обидно, потому что я обладала опытом и могла понять, что пошло не так», — сказала Симпсон. Защитив в свое время степень доктора философии по экономике в Клермонтском университете постдипломного образования, она занималась нормативно-правовым регулированием и финансовыми вопросами в энергетической компании Southern California Edison, а затем ушла в самозанятость и в 2007 году, когда начали появляться первые предвестники кризиса, работала независимым финансовым консультантом. В конце года экономика скатилась в рецессию. В первой половине 2008 года ощущались и более серьезные потрясения. Но, как большинство экспертов в ее области, масштабов кризиса Мэри не осознавала до 15 сентября 2008 года, когда обанкротился банк Lehman Brothers. Было уже слишком поздно, все ее пенсионные сбережения сгорели.
«Я действительно хотела больше думать о прогнозировании, — вспоминала Мэри. Свои способности в предвидении она хотела улучшить не только ради финансового интереса. У нее было ощущение, что она сможет это сделать, а значит, должна. — Это один из тех моментов, когда чувствуете, что следует поработать над этим»[146].
Услышав о проекте «Здравое суждение», Симпсон записалась добровольцем — и стала очень хорошим прогнозистом, что и демонстрирует ее статус с приставкой «супер».
Психолог Кэрол Двек сказала бы, что у Симпсон мышление роста — по ее определению, это означает веру в то, что ваши возможности — по большей части результат усилий, и вы можете «вырасти» при условии, что готовы усердно работать и учиться[147]. Некоторые люди сочтут это настолько очевидным, что вряд ли вообще стоит о чем-то таком говорить. Но, как показали исследования Двек, мышление роста далеко от универсальности. Многие люди обладают, как она говорит, фиксированным мышлением: убежденностью в том, что мы — это те, кто мы есть, и наши способности могут быть только выявлены, но не созданы и не развиты. Люди с фиксированным мышлением говорят вещи вроде «у меня нет способностей к математике» и считают это неизменной чертой своей натуры — все равно что быть левшой, женщиной или высокого роста. Такое мышление чревато серьезными последствиями. Человек, который верит, что у него нет и никогда не будет способностей к математике, не станет стараться развить их, потому что посчитает это бесполезным. А если его все-таки заставят заниматься математикой — как всех заставляют в школе, — он любую неудачу будет считать доказательством того, что его границы в этой области уже ясны и нужно как можно раньше перестать впустую тратить время. Каков бы ни был у него потенциал улучшения, он никогда его не раскроет. Таким образом, вера в отсутствие способностей к математике становится самосбывающимся пророчеством[148].
В одном из множества экспериментов, которые Двек провела, чтобы раскрыть уродующее влияние фиксированного мышления, она дала пятиклассникам решить довольно-таки простые головоломки. Детям задание понравилось. Затем головоломки стали сложнее. Одни участники эксперимента внезапно потеряли интерес к задаче и отказались от предложения отнести головоломки домой. Другим головоломки посложнее понравились еще больше, чем простые. «Вы не могли бы написать их названия, — попросил один ребенок, — чтобы моя мама могла купить еще, когда эти закончатся?» Разница между двумя группами детей — вовсе не «талант к разгадыванию головоломок». Даже одинаково способные дети разделились на группы: одних более сложные задания охладили, других — заинтриговали. Главное здесь — тип мышления. Дети с фиксированным мышлением сдались. Дети с мышлением роста решительно пошли на штурм.