которые в моей голове и при разговоре с супругами казались железобетонными патриарх отмел как несущественные. А может я просто не нашел для него правильных слов? Но что могло повлиять на верного служителя церкви? Подкупить мне его точно нечем, обосновать необходимость практик? Так одаренные и без них неплохо справляются. Пусть и не все.

— Возможно я подошел к вопросу с неверной стороны. — решил я начать с начала. — Я практикую систему тренировок как для одаренных, так и для обычных людей. Она позволяет укрепить тело и разум, помогая добиться долголетия и крепкого здоровья.

— Настолько, что до неузнаваемости меняет человека, превращая его из обычного подростка в тебя? — улыбнувшись спросил Филарет. — Александр, я прекрасно понимаю твою мотивацию, но вот ты, похоже, совершенно не понимаешь, как это выглядит со стороны. И как это воспринимают другие люди.

— И как же? — спросил я.

— Пятнадцатилетний больной, лежащий в коме, тощий словно скелет, просыпается в самый жуткий час для страны. Исцеляется сам. Говорит как во многом умудрённый муж. Мирит враждующих правителей. А затем начинает лечить прикосновением и изгонять из храма христова лжепророков. — пояснил Филарет. — И, если ты спросишь меня, я скажу, что это не может быть совпадением. Вот только… ты веришь в то, что ты избранный? Вернувшийся перед началом божьего суда Христос?

— Нет. Вообще ни разу. — не думая ответил я. — И амбиций у меня таких нет.

— Ну хоть где-то голос разума возобладал. — по-отечески улыбнулся Филарет. — Но множество верующих воспринимают тебя не иначе как мессию и знамение второго пришествия. А теперь представь, что они узнают о твоей… школе.

— Если они придут, я научу их тому, что знаю и умею, а заодно подтвержу, что я никакой не избранный, а просто одаренный со своими слабостями. — ответил я. — Отказаться от практик ни я, ни мои соратники уже не сможем. Да и скрывать их долго не выйдет, слишком уж выдающиеся результаты получаются.

— Понимаешь, если бы вы отдали душу дьяволу, за невероятную силу, оно могло выглядеть ровно так же. — сказал патриарх. — Сейчас, для истинно верующего человека все выглядит очень на то похоже.

— Не продавал я никому душу, она при мне, и я это точно знаю. — не выдержав ответил я. — Потому что чувствую её и укрепляю ее жилище. А вот у вас…

— Осторожнее со словами. — с улыбкой покачал головой патриарх. — А то можешь дойти до обвинения в бездуховности первосвященника.

— Хорошо, обойдемся без взаимных обвинений. — выдохнул я, успокаиваясь. — Предлагаю выбрать от церкви двух-трех самых просветленных дарников. Я буду обучать их вместе с остальными, и через пару месяцев они сами расскажут вам что и как происходит. Подтвердят, что в этом нет ничего опасного. И уж тем более нет дьявольских происков или продажи души.

— Твой дом полон греха. — вздохнул патриарх, покачав головой. — Я понимаю, дело молодое, хотя мне удивительно как твоя супруга сумела справится с гневом и ревностью. И все же — отпускать братьев во Христе в твой дом, это подвергать их еще большему искушению.

— Раз уж об этом речь зашла, то жениться в начале на Марии — это не мой выбор, а сложившиеся обстоятельства. С Ангелиной же мы уже больше года вместе и пока жили душа в душу. — ответил я. — И пора с этим блудом заканчивать. Мы хотели бы воспользоваться вашими поправками к брачному кодексу и обвенчаться.

— Только с Ангелиной, княжной Меньшиковой? — уточнил патриарх.

— Не только. — пришлось признать мне под укоризненным взглядом Филарета. — Ещё с Ингой Лугуй. Но это больше союз равных, а не узаконивание любви.

— В интересные времена мы живем. — вздохнул патриарх, покачав головой. — Но ты так и не сказал, чего именно ты хочешь от меня.

— Ваше первосвященство, не могли бы вы провести мое венчание с Ангелиной Меньшиковой и Ингой Лугуй. — попросил я.

— Мог бы. — серьезно ответил Филарет. — И даже сделаю это. Если вы воздержитесь до свадьбы от греховной связи. Сим накладываю на тебя епитимью — строгое воздержание, до заключения бракосочетания. И исповедь, раз в неделю.

— Гхм… с супругой будете сами разговаривать на этот счет. — улыбнувшись сказал я, заставив патриарха задуматься. — Она то ни в чем не виновата.

— И в самом деле… но и наказание на нее я не накладывал. — вернул мне улыбку Филарет. — Свадьбу… после Пресвятой Богородицы сыграете. Четвертого декабря.

— Я прошу прощения, отче, но это несколько поздновато. — задумавшись на секунду ответил я. — И дело тут совсем не в воздержании, не улыбайтесь, есть не нулевой шанс что нам придется уехать раньше. Не по своей воле, дела государственные.

— Тяжко с вами. — покачал головой Филарет. — То свадьбу в ночь играть, да по всем правилам и обрядам. То «поздно». Александр, ты пойми, коли вам просто жить вместе хочется, да и супруга твоя смирилась — так живите. Грех, но что поделать, не отлучать же тебя от церкви за кровосмешение с собственной двоюродной сестрой?

— А за это отлучают? — удивленно спросил я.

— На семь лет. — грустно улыбнулся Филарет. — Именно столько тебе нужно было бы времени, замаливая грех, чтобы вернуться в лоно церкви. На случай многоженства правил у нас нет, потому, как и многоженство не практиковалось со времен нового завета, но обстоятельства были чрезвычайные. Теперь же, после того как выяснилось, что во многом бездетность — дело проклятого ордена Асклепия, отношение к нему во многом изменилось.

— И вы хотите вновь многоженство отменить? — уточнил я.

— Не только я, все настоятели выражают такое желание. Потому и Петр со свадьбой не спешит. Да только количество браков таких растет с каждым днем. — покачал головой патриарх. — А тут тебе три недели подождать неймется. Коли же ты боишься умереть во грехе — исповедуйся и я тебе его отпущу.

— Ну, со мной и в самом деле сложно, не спорю. Но это не значит, что я сам такой. Что мне, до конца жизни Ангелину в фаворитках держать? Особенно если вы на очередном вселенском соборе свои правила пересмотрите. — не удержавшись спросил я.

— По уму да по совести — нет,