Кто-то кричит. Похоже, это она.

Какое-то движение, шарканье ног по асфальту, терзание, царапанье рук.

Я осознаю, что мои веки закрылись сами собой, и, сделав над собой усилие, открываю их снова. Передо мной возникает чье-то лицо. Я вздрагиваю, ожидая снова увидеть эту девчонку, которая вернулась, чтобы закончить начатое. Чтобы убить меня на сей раз. Но это не она.

Это Тэйт.

Его губы шевелятся. Его глаза – как бездонный океан, и я хочу погрузиться в них и никогда не всплывать. Он говорит, но я не в состоянии разобрать слова. А потом его руки оказываются подо мной, поднимают меня, и я чувствую, что во мне больше нет ничего, кроме воздуха и боли, и позволяю ему нести себя, склонив голову на его грудь.

А потом все перед глазами чернеет, остается лишь биение сердца Тэйта, которое стучит у меня над ухом и гонит меня в темноту.

* * *

Сначала слышу ровное гудение кардиомонитора и понимаю, что я в больнице. Открыв глаза, вижу Тэйта. Меня охватывает облегчение, а потом я вспоминаю, что произошло.

– Привет. – Мой голос звучит хрипло.

– Привет. – Парень пытается улыбнуться, но улыбка выходит натянутой. – Как ты себя чувствуешь?

Я закрываю глаза и пытаюсь оценить свое состояние. Болит везде: голова, горло, спина в том месте, где я ударилась о бетон…Но боль тупая, не та агония, которая мне запомнилась. Бросаю взгляд на капельницу – точно, больница.

– Бывало и лучше. Как давно я здесь?

– Несколько часов. У тебя гематомы на шее и, возможно, сотрясение, поэтому врачи хотят оставить тебя здесь до утра, но, по их словам, тебе очень повезло, учитывая обстоятельства. – Его рот искривляется, как будто ему сложно говорить. – Твоя семья внизу, с Хэнком, они говорят с полицией. Я… тебе что-нибудь нужно? Врач? Я должен сообщить им, что ты проснулась.

– Они сами догадаются, – говорю я. – Эти мониторы же не просто так здесь стоят. – Мне больно видеть его здесь, зная, что сегодня вечером он был в каком-то клубе с другими девушками. Это другая боль, которая не имеет ничего общего с физической. И все равно я не хочу, чтобы он уходил. Только не прямо сейчас.

Он потирает шею сзади и не мигая смотрит на меня. Но это не те глаза, что я помню, – глаза человека, который не мог без меня жить. Это глаза человека, который для меня уже потерян.

– Шарлотта, – начинает он. – Мне так жаль. Я не знал об этой фанатке, на знал, что за мной кто-то следит, и уж точно не предполагал, что она будет преследовать тебя. Господи, меньше всего я хотел, чтобы подобное произошло. Я бы никогда не появился с тобой на публике, если бы знал, что она выберет тебя своей жертвой. Ты…

– Меня не было в списке, – выдавливаю я.

Он молчит.

– Я видела, как впустили других девушек, а сама не могла войти. – Мой голос кажется хриплым и дребезжащим. Я сглатываю слюну. – Знаешь, как это было унизительно?

Его лицо напрягается, он смотрит в пол.

– Тебе нужно отдохнуть, – говорит Тэйт вместо того, чтобы признать, что произошло сегодня. То, как бессердечно он вышвырнул меня из своей жизни. – Мы можем поговорить об этом потом, когда ты поправишься. Когда твой голос… когда ты почувствуешь себя лучше.

Я изучаю его лицо – усталые глаза, напряженный подбородок.

– Не думаю, что у нас будет «потом», не правда ли, Тэйт?

– Шарлотта, ты не… я не могу…

Я хочу, чтобы он закончил на этом, чтобы больше ничего не говорил. Но он продолжает, и я знаю, что последует дальше.

– Ты никогда не поймешь, насколько мне жаль, что я так поступил. Но я не могу позволить тебе отказаться от учебы в университете из-за меня. Предать свои мечты, то, ради чего ты трудилась всю жизнь. Ты сказала, что любишь меня, и я… я не могу передать, что это для меня значит. Но что будет, когда ты устанешь путешествовать: жить в тесном автобусе, часами сидеть в гримерке, менять города и страны так часто, что начинаешь терять им счет? И все стадионы выглядят одинаково? Что будет, когда новизна угаснет и ты начнешь негодовать, что я увез тебя, лишил той жизни, которой ты хотела жить? И кто знает, сколько еще ненормальных фанаток тебе встретится. Можно смело сказать, что мне не слишком везет в этом отношении. Думаешь, я хочу искушать судьбу, хочу, чтобы сегодняшний эпизод повторился? Я просто… так не выйдет, Шарлотта. Ты должна учиться в Стэнфорде, там твое место. Там ты будешь в безопасности. – Он прикасается к металлическому поручню больничной кровати, сжимает его пальцами.

Наверное, я должна испытывать облегчение, ведь я услышала объяснение, которого не получила перед концертом: Тэйт всегда беспокоился о моей безопасности, защищал меня, даже если при этом рисковал разбить мне сердце. Однако я чувствую только переполняющий меня гнев: в очередной раз мы расстаемся, потому что он боится причинить мне боль.

– Значит, ты снова принимаешь решение за меня. Неважно, чего я хочу, что мне нужно; неважно, что я сказала тебе: я справлюсь. Решаешь ты, впрочем, как и всегда.

Он снова распрямляет плечи, и я смотрю на его сильные руки. Какой он красивый, думаю я. Даже сейчас, несмотря на то что каждое его слово разбивает мне сердце, я не могу не любоваться его красотой. От этого еще больнее.

– Хотел бы я, чтобы все могло быть иначе, – говорит он, отводя взгляд, не в состоянии смотреть мне в глаза. – Но будет проще, если… – Он прикусывает губу.

– Если мы покончим с этим, – договариваю я за него, ощущая, как колючки боли вонзаются мне в виски.

Тэйт кивает.

– Да. Похоже, что так.

Я не могу ответить. Слезы подступают к моим глазам, к моим дрожащим губам. Если заговорю, потеряю над собой контроль.

– Прости, Шарлотта. За все.

Его пальцы скользят по краю кровати, так близко, что он мог бы прикоснуться ко мне, провести рукой по моей обнаженной коже, поцеловать меня. Но Тэйт этого не делает. Он убирает руку и поворачивается к двери. На полпути застывает, его спина кажется окаменевшей. И я начинаю думать, что он обернется, скажет что-то еще – что-то, чтобы все исправить, чтобы не было так больно, но вместо этого Тэйт выходит в коридор и исчезает из моей жизни.

Я раздавлена.

На следующий день бабушка и Миа забирают меня домой из больницы. Я сижу впереди, молча. Все кажется померкшим: акварельные краски, растекающиеся по белому листу. Оказавшись дома, стремительно прохожу через гостиную и иду по коридору в свою комнату. Даже этот дом кажется мне чужим, прежняя Шарлотта, которая раньше жила здесь, мне не знакома.

– Ты в порядке? – спрашивает Миа. Лео не с ней – через коридор я слышу, как бабушка укладывает его спать.

– Нет, – отвечаю я, опускаясь на кровать спиной к сестре. Я слышу ее дыхание, чувствую ее присутствие, но не поворачиваюсь к ней. Не хочу увидеть мысли, ясно написанные на ее лице. В итоге Миа уходит, закрыв за собой дверь.