— Нет, — сказал он. — Не убьют, — он поднял меч. — Вернись туда, откуда выполз, — сказал он. — У меня есть сила. Черти рассказали мне это, и когда — то я тоже был божьим человеком.

Медведь взмахнул когтистой рукой. Но священник был быстрее. Константин провел мечом по своему горлу.

Медведь поймал клинок, убрал. Поздно. Никто не издавал ни звука. Молния вспыхнула снова. Вася увидела лицо Медведя, он поймал Константина ладонями человека. Кровь лилась из горла священника.

Вася шагнула вперед и обвила шею Медведя веревкой, крепко затянула.

Он не уклонился. Он не мог, уже пойманный жертвой священника. Он просто дрожал, опустив голову от силы веревки.

Вася обвила другой золотой частью его запястья. Он не двигался.

Она должна была радоваться.

Все было кончено, и они победили.

Но Медведь посмотрел на нее, и на его лице не было гнева. Он смотрел на брата за ней.

— Прошу, — сказал он.

Прошу? Сжалиться? Освободить снова? Но Вася так не думала. Она не понимала.

Медведь посмотрел на умирающего священника в грязи, он едва замечал золотую веревку.

Торжество в голосе Морозко смешалось со странной нотой невольного понимания.

— Ты знаешь, что я не стану.

Медведь скривил губы. Не в улыбке.

— Я знаю, — сказал он. — Я должен был попробовать.

Золотая и синяя головы потемнели от дождя, смерть принесла бледность. Константин поднял руку, во тьме лилась кровь. Медведь сказал:

— Дай коснуться его, — Васе, и она отошла с ошеломлением, дала Медведю опуститься и поймать дрожащую руку священника. Он крепко сжал своими толстыми пальцами его, не замечая скованные запястья. — Ты — дурак, божий человек, — сказал он. — Ты не понимал.

Константин сказал шепотом с кровью:

— Не понимал чего?

— Что я верю, но по — своему, — сказал Медведь. Его губы дрогнули. — Я любил твои руки.

Рука художника с выразительными пальцами и жестокими ногтями обмякла, как мертвая птица, в хватке черта. Глаза Константина помутнели, смотрели на Медведя в смятении.

— Ты — черт, — сказал он, хватая воздух, кровь оставляла его тело. — Я не… разве ты не побежден?

— Побежден, божий человек.

Константин смотрел, но Вася не понимала, на что. Может, он видел лицо над ним, существо, что он любил и бранил, как любил и бранил себя.

Может, он видел только лес со звездами и дорогу без возврата.

Может, в конце его ожидало спокойствие.

Может, там была лишь тишина.

Медведь опустил голову Константина в грязь, волосы уже не были золотыми, а темными от крови и воды. Вася поняла, что прижимала ладонь ко рту. Злые не должны были горевать, сожалеть или видеть своего тихого Бога в вере других.

Медведь медленно отпустил руку священника и неспешно встал. Золотая веревка тянула его к земле, жутко сияла. Связанные руки Медведя сжали ладони зимнего короля.

— Брат, веди священника мягко, — сказал он. — Он теперь твой, а не мой, — он посмотрел на изломанное тело в грязи.

— Ни одного из нас, — сказал Морозко. Вася пыталась перекреститься, едва осознавая это.

Открытые глаза Константина были полны дождя, что выливался по вискам, как слезы.

— Ты победила, — Медведь поклонился Васе, махнул на поле мертвых. Его голос был холоднее, чем когда — либо у Морозко. — Надеюсь, тебя это радует.

Она молчала.

— Ты видела наш конец в тех молитвах, — сказал Медведь. Он кивнул на Сергея. — Брат, мы с тобой останемся в нашей бесконечной войне, даже когда станем пеплом и льдом, и мир изменится. Для чертей теперь нет надежды.

— Мы разделим этот мир, — сказала Вася. — В нем будет место для всех: людей, чертей и колоколов.

Медведь только тихо рассмеялся.

— Идем, близнец?

Морозко без слов протянул руку, поймал золотые путы на запястьях брата. Ледяной ветер поднялся, и они растаяли во тьме.

* * *

Вода стекала с волос Дмитрия, по его кровавой ведущей руке. Он пересек двор тяжелыми шагами, убирая мокрые волосы с глаз.

— Я рад, что ты не мертва, — сказал он Васе. — Двоюродная сестра.

Она едко сказала:

— И я.

Дмитрий заговорил с Васей и ее братом:

— Ведите княгиню Серпухова домой, — сказал он. — А потом… вернитесь. В тайне, ради Бога. Это не конец. Дальше будет хуже, чем несколько мертвецов.

Без лишних слов он оставил их, плюхая по двору, уже крича приказы.

— Что дальше? — спросила Вася у Саши.

— Татары, — сказал Саша. — Отведем Олю домой. Я хочу сухую одежду.

Часть пятая

24

Перемены

Как только Ольга оказалась в безопасности своего терема, Вася и Саша сменили грязную и мокрую одежду на сухую и поспешили к великому князю. Вася накинула меховой плащ, что ей дали в Полуночи, на плечи. Дождь прогнал жару, и во влажной тьме было прохладно.

Их тихо провели во дворец, и они тихо собрались в маленькой прихожей Дмитрия. Ветер ревел в широко открытых окнах. Слуг не было, только стол с кувшином и четырьмя кружками, хлебом, вяленой рыбой и маринованными грибами. Еда была простой, ради Сергея. Старый монах ждал их с Дмитрием. Он медленно пил медовуху и выглядел очень утомленно.

Дмитрий выделялся, дикий и беспокойный, среди лоз, цветов и святых, нарисованных святых на его стенах.

— Садитесь, оба, — сказал он, когда Саша и Вася появились. — Завтра я посоветуюсь с боярами, но сначала хочу решить сам.

Разлили по кружкам медовуху, и Вася, съевшая несколько безвкусных кусочков у реки, теперь уверенно поглощала хлеб и масляную рыбу, слушая при этом.

— Стоило понять, — начал Дмитрий, — что желтоволосый обманщик не просто пришел в Москву изгонять нежить. Мы думали, это была божественная сила, а все это время он был заодно с дьяволом.

Вася хотела бы, чтобы Дмитрий не говорил об этом. Она видела лицо Константина, каким оно было под дождем.

— Хорошо, что мы избавились от него, — продолжал Дмитрий.

Сергей сказал:

— Вы созвали нас, таких уставших, не поглумиться.

— Верно, — торжествующее поведение Дмитрия угасло. — Я получал вести… татары в нижней части Волги, идут на север. Мамай все еще в пути. Вестей от Владимира Андреевича нет. Серебро…