Куда? Куда бежать? Вокруг море, путь в город отрезан. Голова работала, как в юности — молниеносно принимая решения, повинуясь каким-то неведомым инстинктам выживания.

Баржа. Турецкая баржа. Туда. Там, или останусь, или переберусь на берег.

— Ах, ты ж! — воскликнул один из преследователей, когда Аглицкий, словно юнец, сиганул в воду и отчаянно стал грести в сторону торгового судна, стоявшего возле соседнего причала.

Йося как мог, в промежутках между мощными гребками, взмахами руки обращал на себя внимание смуглых турецких моряков.

— Канат! Канат кинь!!

Те с изумлением наблюдали, как в их сторону быстро плывёт мужчина в возрасте, которого нисколько не смущает температура осенней воды. Засуетился боцман, стал давать какие-то непонятные указания, и с борта стравили тонкий канат.

Один из парней в кепках достал пистолет, и, основательно прицелившись, стал стрелять по воде. Первый фонтанчик возник впереди Иосифа Аглицкого, второй, чуть сбоку. Третий выстрел, после того, как стрелок чертыхнулся и широко расставил для устойчивости ноги, пришёлся прямо в затылок почти уже доплывшего до турецкого корабля беглеца.

Боцман какими-то резкими словами на своём родном языке разогнал стоявших вдоль борта матросов, а сам, глядя на безжизненно дрейфовавшее невдалеке тело человека, махнул рукой и громко выругался…

Следователь Яков Шаевич-Шнайдер, отправивший двух оперативных сотрудников на отработку внештатной агентуры начотдела Задова, пребывал в замечательном расположении духа.

— Лёва, и ты это скрывал? — удивлённо заметил Шаевич, разглядывая бумаги из жестяной коробки, на крышке которой была изображена балерина. — Тут же на орден Красной Звезды, как минимум!

— Вот и забирай этот орден… — сплюнув кровь, прорычал Задов.

— Не ерепенься, не шипи. Вижу, ты своё обещание исполнил. Где взял? — помахал несколькими листами следователь.

— В Бухаресте. Резидент выполнил задание. А ты мне предательство шьешь…

— А чего не предъявил начальству?

— А дуракам пол-работы не показывают, слышал такое? — на голову Задова обрушился кулак старшины, специально приставленного для проведения мер физического воздействия.

— Как был ты дурнем, так ним и остался, — тихо констатировал Шаевич. — Здесь, судя по всему, не всё, да? Вижу, неискренний ты со мной, Лёва, — старшина нанёс еще два коротких удара в район крепкой шеи бывшего начотдела ИНО. — Угомонись, Петренко, я так с ним до ночи разговаривать буду. Лёва, ты слышишь меня?

Задова облили водой из графина, стоявшего на подоконнике, и тот пришёл в себя.

— Остальное где, спрашиваю?

— Догадываюсь. В Бухаресте. Могу попробовать раздобыть.

— Это шутки такие у тебя? Билет купить?

— Даниила Николаевича Зотова можно отправить. Или он в такой же форме, как и я? — Задов оплывшим глазом моргнул своему бывшему коллеге. — А я тут, у вас останусь. В закладе.

— А если братишка твой не вернётся?

— Тогда расстреляешь меня.

— Всё у тебя, Лёва, так просто, так незамысловато… как ты там у Махно выжил? Ума не приложу.

— А не нужно жизнь усложнять, она сама капканы расставит.

Майор госбезопасности Власик отдал честь и проследовал за своим номинальным командиром вдоль аллеи, проложенной сквозь лес, в хвойной зелени которого скрывался такого же цвета фасад Ближней дачи.

— Как Хозяин? — невысокий ростом, народный комиссар внутренних дел, генеральный комиссар госбезопасности Николай Иванович Ежов рядом с начальником 1-го отдела Главного управления государственной безопасности НКВД СССР, а проще — личной охраны Сталина, чувствовал себя всегда некомфортно. Тот, соблюдая субординацию, отвечал лаконично, поглядывая на Ежова с высоты своего роста, вёл себя подчёркнуто немногословно и учтиво.

Неприязнь наркома была легко объяснима. Майор Власик находится возле Сталина уже десять лет и пользуется полным доверием и расположением вождя. Служебная иерархия за воротами правительственной дачи превращалась в формальность — на самом деле, главным здесь был не наркомвнудел, а его подчинённый — майор Власик.

— Нормально, работает, — в своём стиле ответил начальник охраны.

— Там кто-то есть? — Ежов приподнял форменную фуражку и вытер платком пот со лба.

— Каганович ждёт.

— Давно?

— Уж больше часа. Хозяин ещё не вызвал.

Переложив толстую кожаную папку в левую руку, нарком сам открыл застекленную наполовину входную дверь и, как он это делал уже много десятков раз, оставив фуражку на правой, гостевой вешалке, посмотрелся в специально для этого установленное зеркало, оправил мундир и уверенным шагом проследовал в гостевой зал.

Там, в большом помещении с полукруглой стеной напротив входа, при наличии настроения, вождь собирал соратников на ночные ужины, а в обычное время столовая превращалась в приёмную.

— О, Николай Иванович, приветствую вас! — Лазарь Моисеевич встал со стула и протянул руку наркому внутренних дел.

— Взаимно, — Ежов ответил на рукопожатие и жестом пригласил коллегу присесть. — В ногах правды нет. Находился я сегодня… Всё в порядке?

— Да, по плану. Как положено. Молотов что-то долго уже там, — Каганович кивнул в сторону двери, ведущей в рабочий кабинет Сталина.

— Не знаете, списки утверждены? — поинтересовался Ежов, переводя тему разговора на свою сферу деятельности.

С недавних пор Наркомат внутренних дел рьяно взялся за инвентаризацию партийных рядов, в итоге которой появлялся перечень лиц, как правило, из высшего регионального руководства, которые подлежали суду.

Троцкисты, бухаринцы, «зажравшиеся и погрязшие в роскоши» скрытые антипартийные элементы — все они делились на несколько категорий. Больше всего включал в себя список 1-й категории. Этим неминуемо грозил расстрел. Участь врагов 2-й категории была полегче — десять лет заключения, и уж совсем счастливой могли считать свою судьбу те, чьи фамилии попадали в 3-й разряд — пять лет, но таких среди сотен обречённых были буквально единицы.

— Да, Хозяин визу наложил, я тоже подписал… — Каганович сделал паузу, на несколько секунд задумался, и продолжил:

— Я каждый раз тщательно изучаю этот перечень. Особенно в той его части, которая касается вашего ведомства…

— Да, да. Мою позицию вы, Лазарь Моисевич, знаете. Органы безопасности в первую очередь обязаны обеспечить чистоту своих рядов. И о вашей внимательности к этому вопросу я тоже наслышан… Вы в сентябре, на правах секретаря ЦК, именно этот раздел запросили. За август, — вопросительный взгляд Ежова с присущим ему лёгким и хитрым прищуром свидетельствовал о том, что нарком владеет темой достаточно глубоко. — Вас что-то тревожит, Лазарь Моисеевич?