— Хорошо, — сказал он. — Анджелина, сейчас я взгляну на ваш позвоночник. Ладно? Я только проведу по нему пальцами… — Сглотнув, он прошел к изголовью стола, наклонился и, высунув язык, провел обеими руками по невидимому мне участку. — Угу. А теперь немного подвиньтесь ко мне. Вот так — нет, лежите на боку. Я хочу посмотреть состояние ваших лодыжек.

Анджелина сдвинулась, и внезапно в узком пространстве между ширмой и рубашкой Пикота появилась желтая подошва ее ноги, а потом, когда она подвинулась еще немного, — участок ее спины от лопаток до колен. Разрастание теперь лежало на столе, и я мог точно видеть то место, где оно сливалось с позвоночником. Между бедер виднелась аккуратная щель — точно такая же, как у любой другой женщины, — но выше от самого копчика начиналось нечто необычное. Я заморгал. Это было невероятно. Я приложил руку к груди. Сердце отчаянно билось.

— Сейчас я вас укрою, — сказал Пикот и потянулся за одеялом, которым накрыл ягодицы Анджелины так, что оно свесилось вниз, закрыв мне обзор. — А теперь скажите мне, что вы чувствуете, а что нет.

Я снова посмотрел на Лекси. Она раскрыла журнал и сейчас его просматривала — все еще стоя ко мне спиной, словно хотела что-то доказать. Стараясь не скрипеть, я очень осторожно повернулся в кресле — так, чтобы увидеть, что делает Пикот. Я видел разрастание и раньше — в доме на острове, но не целиком; я не видел его основания. Оно оказалось шире, чем я ожидал — шириной с ладонь, — и очень бледным, цветом почти как мрамор. У меня было определенное представление о том, как Анджелина должна выглядеть в нижней части — хотя я никому ничего не говорил, последние два дня я много размышлял об этом, — но мои догадки совершенно не оправдались. Я вовсе не ожидал увидеть нечто такое — я попытался подыскать подходящее слово, — такое прекрасное. Да, думал я, немного смущенный тем, что выбрал это слово, — прекрасное. Этот кусок плоти обладал чем-то таким, чему я не мог подобрать название, — словно скульптура или архитектурное произведение.

— Ну хорошо, — через некоторое время сказал Пикот, и теперь в его голосе звучала нервозность, которой раньше не было. — Я… я… дайте-ка я посмотрю. — Он неловко взялся за ее хвост и тут же взглянул на висящий на стене телефон, словно хотел кому-то позвонить, чтобы попросить о помощи, потом почесал шею и, будто кто-то невидимый спросил у него, что делать, произнес: — Рентген, потом МРТ. Да. Да. — Он стянул перчатки. — Хорошо. Если я сумею договориться, мы сделаем МРТ. Вы знаете, что такое МРТ?

Анджелина перевернулась на спину и стала приподниматься, так что все, что я до сих пор видел, загородила ее левая рука.

— Думаю, да. Это… — Она вдруг замолчала и выпрямилась так быстро, что я не успел отвести глаз.

Она заметила, что я смотрю на нее с другого конца кабинета — бледный, с вытаращенными глазами, неловко сжимая в руках журнал. Я замер на месте, и некоторое время мы молча пожирали друг друга взглядом, слишком смущенные и удивленные, чтобы сдвинуться с места.

— Анджелина! — позвал Пикот. — Что с…

— Да, — поспешно сказала она, схватила простыню и, не сводя с меня глаз, обмотала ее вокруг себя. — Я готова. Куда надо идти?

Один из констеблей Дансо отвез нас обратно в наш номер. Не говоря ни слова, я сидел на пассажирском сиденье, уперев локти в колени, и неловко улыбался в ветровое стекло. В голове у меня стучало. Я отчаянно боролся с тошнотой, которая, казалось, всю жизнь скрывалась где-то внутри, дожидаясь того момента, когда в один прекрасный день можно будет вырваться на поверхность.

Этот Пикот так и не раскрыл свои карты. Даже после МРТ он не поделился с нами своими мыслями. Вместо ответов мы получили только слабый, телесного цвета хирургический бандаж. Да, это был всего лишь бандаж, накрахмаленный и с больничными метками, и, когда он протянул его Анджелине, все мы прекрасно понимали, что он сконструирован вовсе не для нее и, вероятно, не подойдет и вообще не даст никакого эффекта. Вернувшись в дом, она уселась на кушетку, спрятав одну руку под одеялом. Не могу сказать с полной уверенностью, но, кажется, она ощупывала себя, проводя пальцами по телу. Я слонялся по квартире, не зная, куда себя деть, стараясь не встречаться с ней взглядом. В конце концов я пораньше лег в постель и лежал там, рассуждая о том, какого черта я не могу выкинуть из головы то, что видел. В эту ночь мне снился эротический сон с участием Анджелины.

Она сидела на краю плавательного бассейна, болтая ногами в воде. На ней было что-то вроде розового бикини, разрастание вылезало через одну из штанин. Оно лежало рядом с ее левой ногой, поблескивая от воды, кончик был опущен в бассейн, напоминая какое-то животное, пьющее воду из бассейна. Я находился в воде всего в метре от нее и смотрел как загипнотизированный. Я что-то ей сказал, что-то неопределенное и незначительное, и она подняла глаза, улыбнулась, а кончик разрастания двинулся вверх по ее ноге, остановившись в районе колена. Я открыл было рот, чтобы заговорить снова, но тут сзади накатила волна и повлекла меня к Анджелине. Она протянула ко мне руки и ноги, и хвост, словно рука, стал подтягивать меня к ней. Я проснулся весь в поту, сердце отчаянно билось от тоски и возбуждения.

— Что такое? — сонно пробормотала Лекси, поворачиваясь ко мне. — С тобой все в порядке? Ты не болен?

Я спустил ноги на пол и сел, глядя на свои мокрые бедра. Было раннее утро — слабая полоска света едва пробивалась сквозь шторы.

— Нет. Со мной все прекрасно.

Я ждал, пока эти ощущения схлынут — я чувствовал себя так, будто принял чистый никотин или какое-то сосудорасширяющее средство. Когда кровь перестала стучать в висках и голова немного пришла в порядок, я прошел в ванную и встал перед зеркалом.

Вот это мужик, подумал я, глядя на свое изображение. Волосы, мышцы и все, что нужно. Я посмотрел на свой член, все еще красный и довольно твердый. Что за хрень здесь творится, Оукс? Что за хрень?

В тот же день Анджелина внезапно исчезла. Она отсутствовала четыре часа — пока я ее не обнаружил. Взяв «фиесту», я ездил по пустым улицам, под колесами хрустели шприцы. Анджелина нашлась в километре от дома, на главной дороге, проходившей по краю поселка. Она стояла у газетного киоска с решетками на окнах и почтовым ящиком снаружи и смотрела на проходивший мимо транспорт. Мы дали ей немного денег, которые она потратила в благотворительном магазине в Думбартоне, и теперь Анджелина была одета совсем по-другому: под кожаным пальто она носила юбку, которую сшила из двух, и коричневый свитер с прикрепленным к нему значком «Я тугодум!». Секунду или две я смотрел на нее из машины, стараясь не думать о том, что находится под этим пальто. Потом наконец решился.

Я заехал на край тротуара, перегнулся через пассажирское сиденье и открыл дверцу.

— Эй! Мы не могли понять, куда ты пропала. Все беспокоятся.

Немного поколебавшись, она залезла в машину и, закрыв дверцу, расправила вокруг себя пальто. Я не рассматривал ее слишком внимательно, но все же заметил мокрые глаза и побледневшие щеки. Она плакала. Мы долго сидели молча. На рекламном щите возле киоска было написано: «Эксперты по терроризму проводят облаву по всей стране».