– Какой я нехороший, – Данил осторожно сжал тонкие пальчики. Ему еще никогда не устраивали таких нежных скандалов.

– Гад ты, – Евка сделала судорожный вдох. – Надо было тебе тогда подойти в “Кристалле”… Дань, я же из-за тебя согласилась тут остаться на второй год. А ведь хотела, чтобы личная жизнь не мешала карьере.

– А я помешал, – в голосе Данила была грусть.

– Еще как! – выпалила Ева, снова поднимая взгляд от их рук на лицо еще недавно сильного и здорового молодого мужчины, которого теперь ждет долгий период восстановления. – Ты меня чуть матерью-одиночкой не оставил! – вспылила она, выдергивая пальцы из мягкого захвата и вскакивая со стула.

– Что?! – громко спросил Данил, тут же закашлявшись. Очнулся в больнице, называется.

– То! – Евка заметалась по палате из угла в угол. – Жаркий, это безответственно! Сделать мне ребенка и умереть! Ты думал таким оригинальным способом уйти от ответственности? – ее несло. Теперь, когда все позади и контроль над нервами ослаб, страх отвоевал свое. Кажется, ее накрывала истерика.

А Данил улыбался. Ну как сдержаться, когда любимая женщина сообщает такую потрясающую новость? А ругается Ева от нервов. Видно же, что и ей пришлось нелегко. Похудела, осунулась, синяки под глазами.

– Извини, я не хотел, – произнес серьезно, хотя хотелось счастливо смеяться, но это чревато – легкие нездоровы, да и ребра болят. И кожа от ожога неприятно чешется.

– Вот вечно ты не хотел, а сделал! – Евка резко остановилась и топнула ножкой, как капризный ребенок. – Ну ты хоть рад? – тихо спросила, начиная волноваться. Вот все у них кувырком.

– Очень, – искренне ответил Данил. Заучка молчала, нервно теребя пальцы. – Ев?

– Что? – сердито буркнула.

– Ну ты бы хоть поцеловала меня, что ли, – со смешком проговорил Данил. – А то огорошила без анестезии. А я только вчера вечером в себя пришел.

– Дурак ты, – вздохнула Ева и снова подошла к койке. – Поздравляю, папаша, – она наклонилась к Данилу, чтобы наконец-то поцеловать, почувствовать отклик. Что этот ужасный тип, испортивший ей жизнь, жив, и будет продолжать трепать ей нервы, а она ему. Любя, конечно.

Им было о чем поговорить, но оба молчали, боясь вспугнуть счастье. Слишком мало времени, чтобы выговориться, не стоит и начинать.

– Мне пора, – Ева нежно погладила кончиками пальцев Данила по щеке. – Колючий.

– А тебе не нравится, – он потерся об ее пальцы как большой кот.

– Нет, – подтвердила Ева.

– На работу? – спросил очевидную вещь. Строгая директор была в темно-сером брючном костюме и голубой рубашке.

– Да. Пока, – легкий поцелуй мог бы перерасти в страстный, но оба понимали: не время и не место.

– Эй, мадам директор, – окликнул ее Данька, когда Ева уже взялась за ручку двери.

– Мадемуазель, – она обернулась. – Я не замужем, – ответила, выгнув бровь.

– Так это ненадолго, – не впечатлился грозным видом Данил. – Готовься.

– Предложение мне никто не делал, – высокомерно заявила Ева.

– В ЗАГС сразу пойдем, – нагло усмехнулся Данил.

– Бесишь, – прошипела Евка. – Достал! – от грусти не осталось и следа, теперь она была зла. А всё расшатанные нервы.

– Завтра придешь? – и в голосе столько надежды, будто она могла отказать.

– Да, – рыкнула Ева, выскакивая из палаты под довольный смех, который быстро перешел в кашель. Оказывается, он провалялся в отключке две недели. Наверное, скоро придет следователь брать показания. А ведь ему оставалось доработать до конца сентября. Но главное, что его сослуживцы тоже живы. Он даже не понял, в какой момент что-то пошло не так, и как они смогли заблудиться. А потом их завалило. Последнее, что он помнит, это смеющуюся Еву и мысль о том, что у них было слишком мало времени.

*******

– А вы точно адвокат? – Востровский разглядывал шикарную рыжую девушку. Стройный ножки, обтянутые серой юбкой-карандашом, казались бесконечными. Строгая блузка вполне себе обрисовывала полную грудь. Серый жакет был расстегнут. Черные туфли-лодочки на небольшом каблуке, черная жесткая сумка для бумаг. Пухлые губы, огненные волосы и пронзительные зеленые глаза, полыхавшие почему-то ненавистью.

– Да, – красавица даже не улыбнулась. Походкой от бедра подошла к столу.

– Я думал, Константинов прислал скрасить, так сказать, мне серость пребывания здесь, – Востровский театральным жестом обвел стены комнаты свиданий в СИЗО.

– Нет, я не проститутка и даже не эскорт, – девушка говорила спокойно. – Алла Александровна Жаркая, – строго произнесла она. – Я действительно адвокат по уголовным делам. Только не ваш.

– Тогда зачем же пришла? – Востровский перешел на ты. Слишком уж надменно вела себя дамочка.

– Посмотреть в глаза одному жадному уроду, – зло произнесла она, останавливаясь рядом со стулом. – Как такую тварь только земля носит.

– Жаркая… Жаркая… – Востровский постучал пальцем по губам. – Серегина родственница, что ли?

– Сестра Сергея Жаркого, а еще – Данила Жаркого, который из-за тебя сейчас в больнице. Он тушил “Изумрудную”, – пояснила Алла.

– О как. Ну тогда сочувствую, – сказал таким тоном “мне на вас плевать”, Востровского эти проблемы не трогали. Свой зад бы прикрыть.

– А мне не надо сочувствовать. Жаль, что я не твой адвокат, я бы тебя утопила, – зло выпалила Алла. – Ты за себя переживай, мразь. И за Константинова. Не помогут вам связи с прокурором, я всей душой желаю, чтобы Подгорский вас двоих в лепешку по асфальту раскатал. Бедная Лерка, за что ей такой папаша?

– Все, выговорилась? – Востровский тоже разозлился. Подался вперед. – Легче стало?

– Нет, – Алла тоже наклонилась чуть вперед. – Легче станет, когда вас посадят. А вас посадят, в этом я даже не сомневаюсь. Счастливо оставаться, господин Востровский.

Высказавшись, Алла больше не хотела ни секунды лишней видеть человека, из-за которого ее семья пострадала два раза. Тихомиров отговаривал ее от этой встречи, но она настояла. Шеф выматерился, но все организовал. И по его заверению, Константинов тоже получит свое. Тихонов мужик умный и ситуации просчитывает прекрасно, поэтому ему Алла верила. Лишь желала, чтобы эти двое, в погоне за прибылью нарушившие целую кучу норм, получили как можно больше.

– Ев, я же буду тебя стеснять, – вдруг у самого ее подъезда Данил неожиданно заартачился.

– Жаркий, заткнись. Вот просто заткнись и ничего не говори, – Ева замолчала и мысленно посчитала до десяти и обратно. – Заботиться о любимом человеке – это нормально. Не пострадает твоя мужественность, если я за тобой поухаживаю. Тем более у меня меркантильный интерес, скоро я стану как Лера и заставлю тебя ухаживать за мной, – она мягко улыбнулась, хоть и старалась говорить грозно.