‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вышло с точностью до наоборот. Выслушав мои слова, Наоми усмехнулась и ответила:

– Да мне глубоко по фигу, что там будет с вашими компаниями. Я люблю Майкла и хочу, чтобы от нас все отвалили, понятно?!

Я сидел, как оплёванный. Моя психологическая хитрость не сработала. У этой японской заразы что, вообще слабых мест нет? С надеждой смотрю на Максим. Ну, давай же, мажорка, придумай что-нибудь для спасения нашей миссии!

– Предлагаю вам сделку, – говорит вдруг Максим после пары минут молчания.

– Какую? – в унисон спрашивают девушки.

– Те семь миллионов, которые вы заполучили, остаются у вас. В обмен на то, что ты, Наоми, поедешь в Токио на беседу с прадедом, – предлагает мажорка. – Одна, без Майкла.

Девушки удивленно переглядываются. Потом наклоняются друг к другу и начинают шептаться. Ну прямо как две девчонки за школьной партой! Причем не спорят, просто обсуждают. Наконец, Наоми поворачивается к нам.

– Мы согласны. С одним условием.

– Каким?

– Джейни поедет со мной и будет присутствовать во время разговора с прадедом, – говорит японка, и по металлу в её голосе можно понять: отступать она не собирается. Дух самурая в ней крепок. Правда, непонятно, откуда он взялся в этом хрупком, притом женском теле, ну да ладно.

– Хорошо, – говорит Максим. – Собирайтесь.

– Как? Прямо сейчас? – удивляется Джейни.

– А чего тянуть? Старому Мацунаге столько лет, что он в любой момент может коньки отбросить, и тогда все наши усилия коту под хвост, – улыбается мажорка, и я радуюсь: к ней вернулось прежнее настроение.

– Да, но как же деньги? Мы ведь не можем их держать в квартире? Вдруг их украдут?

– По дороге заскочим в банк, положим в сейфовую ячейку, как вернетесь – заберете, – говорит мажорка. Девушки соглашаются.

И вот мы, несмотря на поздний, а точнее ранний час, поскольку около четырех утра, сидим с Максим в ожидании, когда леди соберут чемодан. Делают они это весьма быстро: я так понимаю, что к бегству заранее приготовились. Потом Максим говорит, что нам следует поехать в отель – забрать наши вещи. Но ещё, и это важно, всем надо хорошенько выспаться, поскольку ближайший рейс на Токио в полдень.

– А чтобы у вас не было желания удрать, рюкзаки с деньгами мы прихватим с собой, – говорит мажорка и, не дожидаясь ответа, легко взваливает один себе на плечо, другой – на моё. – Увидимся ровно в десять часов у нашего отеля, это The Athenaeum Hotel & Residences на Пикадилли.

– Честь имеем кланяться, – говорит Максим по-русски, а затем выходит из квартиры.

Я следую за ней. За плечами у меня три миллиона евро, и это наводит на странные мысли. Хочется взять рюкзак и махнуть с ним прямиком домой. Что скажет мой папаша? Да наплевать! У меня будет достаточно денег, чтобы начать самостоятельную жизнь. И пусть мажорка с моим предком кувыркается в постели, сколько захочет, я себе получше Максим найду.

Но буквально через пару минут становится стыдно. Вот она, пресловутая власть денег! Чужих, между прочим! Если я сделаю так, то лишусь не только благосклонности родного отца. Максим тоже не станет в моей жизни. А как же мой план – сделать её своей любовницей? Да, я уже достаточно помечтал об этой крепкой девчонке с необычным чувством юмора. Теперь хочу воплотить свои фантазии в жизнь, потому что иначе мне так и придется мастурбировать, представляя, как мы с ней… Ну вот, опять сладкие мечты стали в голове рождаться.

Глава 44

Что, если нам взять эти деньги, да и махнуть куда-нибудь в теплые края?

– Максим, – робко говорю я, когда мы едем в такси. – А может, нам эти деньги… Ну…

– Прикарманить? – улыбается мажорка. Она сидит не спереди, как обычно, а рядом, между нами – два набитых деньгами рюкзака.

– Да, – смело выговариваю я, глядя ей прямо в глаза.

– Окей, давай попилим бабло. Семьдесят на тридцать.

– Чего семьдесят на тридцать? – не понимаю я.

– Мне семьдесят процентов, тебе – тридцать, – говорит Максим.

– Почему это? – начинаю заводиться, тут же позабыв о том, что собирался не делить деньги, а вместе с мажоркой жить на них, став обычной парой. Вот прямо как она с моим отцом.

– Потому что я мозг этой операции, а ты – её кривые руки, – мажорка явно опять насмехается надо мной.

– Я тебе что, плохо помогал? – спрашиваю с обидой.

– Помогал, конечно. Насколько кривизны ручонок и слабости умишка хватало, – ответила Максим с усмешкой.

Настроение у меня падает на резиновый коврик в салоне машины. Я отворачиваюсь к окну. Вот же коза безрогая! Сама ты криворукая! Сама ты… не знаю, что сказать! Закусываю губу от обиды и молчу.

В отеле расходимся по своим номерам, чтобы помыться и привести себя в порядок, а я после того, что мне мажорка наговорила в машине, как всегда в своей ехидной манере, больше вообще не желаю иметь с ней никаких финансовых дел. «Да я на одном поле с ней гадить не сяду!» – думаю про себя, тщательно смывая с тела пыль, пот и заодно – мерзкое ощущение, что участвую в каком-то гадком предприятии, хотя ведь на самом-то деле ничего отвратительного в нем нет.

Едва выхожу из душа, как раздается телефонный звонок. Смартфон надрывается, и я думаю: «Кто это такой настойчивый? Неужели наконец мой папенька решил проведать сына и поинтересоваться, как у того идут дела?» Надо же, молчал-молчал столько времени, а теперь сподобился.

Но то, что высвечивается у меня на дисплее, заставляет вздрогнуть. Там большими буквами: «МАМА». Ёлочки зелёные! Я же обещал ей ежедневно докладывать в одно и то же время про всё, что со мной происходит, но стоило вылететь из Москвы, как благополучно о ней забыл! Всё, мне трындец. Наследства не лишит, конечно. Однако гладить рубашки и прочие вещи придется самому. А это полная катастрофа, потому что с утюгом я обращаюсь, как танкист – с пуантами. То есть имею представление, но не использовал никогда. Хотя нет, в детстве, помнился, погладил себе маечку. Получился топик. С устойчивым ароматом пригорелой ткани.

– Здравствуй, мама, –