ГАСПАРЯН: Здесь все же на немецком, по всей видимости.

ХРИСТОФОРОВ: На немецком, на польском, на румынском. Во всех странах примерно схема была одинаковая. Значит, если ты не знаешь языка, если ты не знаешь города, то как тебе, значит, сориентироваться. Вот для этого и нужно было заблаговременно подготовить хороших проводников и иметь переводчиков.

ГАСПАРЯН: Они готовили где, уже из плена фильтровали каким-то образом или непосредственно, вот Красная армия освобождает какой-то город, строит пленных, и органы СМЕРШ пытаются как-то методом исключения определить, кто может помочь?

ХРИСТОФОРОВ: Нет, в первую очередь, готовили из плена заблаговременно. Накануне наступательной операции, чтобы хотя бы несколько человек таких проводников были, работали с пленными, выявляли, в первую очередь, коммунистов, выявляли тех людей, которые сочувствовали Советскому Союзу, тех, кто негативно относились к Гитлеру, в целом к гитлеровской Германии, таких людей было достаточно много, и вот среди них выбирали, выявляли людей, которых использовали в качестве агентов-проводников, агентов-опознавателей. Они использовались. И вот, если удавалось подготовить опознавателей, проводников, то тогда действия оперативной группы контрразведки СМЕРШ были наиболее эффективными. Удавалось в короткое время кратчайшим путем придти туда, и немцы еще не успевали вывезти, иногда, бросив все, убежали. Иногда кто-то еще даже и там присутствовал, спешно пакуя вот эти документы. Это было очень важно. Потому что одно дело, когда мы говорим о выявлении, значит, вот используя там методы психологии, используя методы анализа документов, когда мы, но другое дело, когда имеем картотеку, когда мы имеем архивы, у нас неопровержимые доказательства в отношении лиц, сотрудничающих с разведками Германии. Это было очень важно.

ГАСПАРЯН: А вот те вервольфовцы, которые в той или иной степени не попадали в картотеку или, допустим, картотеку не удалось захватить вовремя СМЕРШам, как удавалось их обезвредить?

ХРИСТОФОРОВ: Ну, во-первых, в 1944–1945 годах уже в распоряжение Красная армии поступало достаточно большое количество военнопленных. И вот работа советской контрразведки среди военнопленных, значит, это тоже было, военнопленных противников, имеется в виду, это тоже было, конечно, большое искусство. Потому что никто из представителей германских спецслужб, разведки, контрразведки, диверсионных органов, «Вервольфа» никто никогда не говорил, что, да, я представитель «Вервольфа», я представитель диверсионных органов. Они все говорили, я простой солдат. Как правило, успевали переодеть, одеть, на офицера надеть солдатскую форму. Я простой солдат, мобилизованный Гитлером, я вообще не хотел воевать и не хотел войны. Но был мобилизован. В советских солдат не стрелял. Вот там был кошеваром, коневодом и такое прочее. И вот именно тщательная работа советской контрразведки, даже не имея документов, архивов, картотек, работая среди военнопленных, была задача выявить, кто действительно, значит, здесь преступник, кто представитель разведки, контрразведки, «Вервольфа», других диверсионных подразделений, значит, а кто действительно простой солдат, который был, в общем-то, мобилизован. И в ходе такой фильтрационной работы среди немецких военноопленных были выявлены, в том числе, и генералы немецкой разведки, достаточно большое количество сотрудников немецкой разведки, румынских спецслужб, это удавалось.

ГАСПАРЯН: Сколько времени занимало вот в среднем такое выявление? Если на первом этапе в Советском Союзе вы говорили два-три дня, в Германии какие? Такие же нормативы были? Я понимаю, что это слово чудовищно, в данном случае, звучит.

ХРИСТОФОРОВ: Нет, то, что касается иностранных военнопленных, то никаких нормативов не было. Значит, они содержались в лагерях для военнопленных. Никаких нормативов, ни двухтрех дней, ни несколько месяцев не было, а работали столько, сколько было нужно. Возможно, кого-то и не удалось выявить, но, может быть, 100 % жизнь никогда не бывает, но, как правило, работая среди немецких военнопленных, через месяц, два, три все равно какие-то получались зацепки, какие-то ниточки, которые приводили. Ну, одним из примеров, работали в лагере для военнопленных, Николай Кузнецов, перед тем, как забросить его в тыл, известный всем разведчик.

ГАСПАРЯН: Это Пауль Зиберт.

ХРИСТОФОРОВ: Да. Значит, для того, чтобы, как говорится, подтянуть уровень своего знания языка на высший уровень, он был определен в лагерь немецких военнопленных, находился под видом немецкого военнопленного, значит, он не только совершал свою практику, но тоже мог, значит, дать какую-то информацию по тому или иному военнопленному. Но, конечно, его основная задача была именно вот окунуться в среду, поговорить, чтобы почувствовать, как к нему относятся немцы, нет ли у него каких-то признаков, что его могут расшифровать.

ГАСПАРЯН: Это так называемая шлифовка, на языке профессионалов.

ХРИСТОФОРОВ: Да. Ну, то, что касается Николая Ивановича — это шлифовка, ну, такие методы использовались, когда агентура, советская агентура внедрялась в среду военнопленных, и они там путем разговоров, прослушки разговоров выясняли какие-то сведения, которые могли указать на то, что этот человек выдает себя не за того.

ГАСПАРЯН: Общеизвестно, что удавалось достаточно легко и быстро определить солдат и офицеров войск СС или просто общих СС. Ведь у СС была традиция. Они делали себе татуировки с порядковыми эсэсовскими номерами. И даже, если там были какие-то следы сведения, то контрразведчик мог четко совершенно определить, кто перед ним, мобилизованный солдат вермахта или это просто какой-то сотрудник СС. В любом случае это тогда преступная организация. А вот у «Верфольфа» были какие-то такие похожие опознавательные знаки или они даже не успели что-то подобное придумать в силу того, что война просто шла уже к своему завершению?

ХРИСТОФОРОВ: Я думаю, если бы война длилась дольше, то были бы у них и знаки, и символы. Но у них ничего этого не было по той простой причине, что слишком короткий период деятельности этой спецслужбы «Вервольф» был. И фактически они не успели развернуться на широкую ногу, что называется.

ГАСПАРЯН: А насколько соответствует в действительности утверждение, популярное достаточно в нашей стране, что в «Вервольфе» в 1945 году были, в основном, подростки и что там не было профессионалов? Поэтому советская контрразведка достаточно легко им противодействовала.

ХРИСТОФОРОВ: Конечно, было много подростков. В конце войны не только в «Вервольфе», но и в целом немецкая армия, и тот же взять гитлерюгенд, уже выгребали, что называется, всех и молодежь, и стариков. Ну, стариков в спецслужбы не направляли, а направляли на передовую.

ГАСПАРЯН: Фолькштурм уже так называемый.

ХРИСТОФОРОВ: Да. А «Вервольф» комплектовался, ну, не то, что подростки, но достаточно молодые люди, еще не имевшие хорошей жизненной школы, как мы говорим. Потому что хороший агент, хороший диверсант, хороший разведчик, он должен не только иметь вот подготовку узкопрофессиональную, как правильно установить мину, как правильно собрать разведывательную информацию, для того чтобы его было невозможно распознать среди окружающих его людей, он должен иметь хорошую жизненную школу.