– Надежда-то как убивается, – шептались любопытные старухи. – При жизни с матерью почти не разговаривала, а теперь вот…кается.

В непомерно большом гробу лежала крошечная сухонькая старушонка, почти мумия. Желтое личико размером с кулачок пряталось в завязанном на голове темном платке.

– Кажется, на этот раз не опоздал, – подумал Сиур, прислушиваясь к разговорам окружающих. – Смерть, похоже, естественная.

Люди, пришедшие проститься с покойницей, жались по углам, опасливо перешептывались, переглядывались. Несколько раз еле слышно прозвучало слово «ведьма». К гробу, усыпанному сиреневатой, остро пахнущей травой, никто не подходил.

Сиур решил для разговора с Сергеем выбрать более благоприятный момент, где-нибудь по дороге на кладбище. Из услышанного он понял, что умершая – мать бабы Нади, той самой дородной плакальщицы, которая одна только и убивалась у гроба. Зовут ее, вернее, звали, – Марфой, что ей лет под девяносто, и что выглядит она очень странно, потому как при жизни была моложавой, здоровой и цветущей, а тут…словно не она это вовсе. Не узнать! Высохла, видно, от грехов своих несчитаных, немереных. Занималась всю жизнь колдовством, и все ее боялись, когда она была жива, а теперь боятся ее мертвую. Сила ее «нечистая» должна к кому-то перейти, иначе ведьма никак успокоиться не может.

День стоял удивительно прозрачный, звонкий и прохладный; на фоне ярко-синего неба золотом горела листва, изумруд елей, багряные рябиновые ягоды. В воздухе, как во время бабьего лета, летали длинные паутинки. Было тепло. Пахло крапивой и базиликом, который рассыпали на всем пути следования к маленькому деревенскому кладбищу.

Сиур решил, что пора действовать, и ускорил шаг, стараясь незаметно догнать Горского. Молодой человек несколько отстал от своих жены и тещи, которые всхлипывали и подвывали на всю округу. Видно было, что его раздражало все происходящее, – растянувшаяся на километр бестолковая процессия, прекрасный осенний день, не вязавшийся с мертвым телом в гробу, сама процедура похорон, напоминающая некую нелепую и трагическую пьесу, грубо исполняемую бездарными актерами. Сергей думал о своем, явно озабоченный чем-то, несравненно более значимым для него, чем происходящее действие. Он не сразу обратил внимание на незнакомого мужчину, шагающего рядом. Мужчина в третий раз спрашивал, кем Сергею приходится умершая.

– Вроде бы родственница, – неохотно процедил сквозь зубы Горский. Он не был расположен к разговору.

– А кто та девушка, которая плачет?

– Ну, получается, моя жена, – еще неохотнее ответил Сергей.

– Что-то его гнетет, – подумал Сиур. – Только это не смерть старухи. Что-то другое. Но что? Скорее всего, он рассказывать ничего по доброй воле не будет: напряжен очень, напуган. А такого, как он, испугать непросто.

Сиур неплохо знал подобный тип людей – циничные, безжалостные, сильные хищники, идущие напролом к своей цели, не считаясь ни с кем и ни с чем.

Сергею не нравился ни сам незнакомец, представившийся любителем искусства и почитателем творчества Артура Корнилина, ни его расспросы, неуместные и неприятно настойчивые. Мужчина совсем не напоминал коллекционера картин или завсегдатая богемных тусовок. У него был скорее вид «силовика», с вкрадчивыми и опасными манерами, твердым жестким взглядом уверенного в себе и своих возможностях человека. Ни его взгляд, ни его повадки не предвещали ничего хорошего. Сергей испытывал плохо скрываемое желание как можно скорее избавиться от напористого собеседника.

– Кто эта девушка? – внезапно заинтересовавшись одиноко стоящей поодаль Лесей, спросил незнакомец. В его взгляде мелькнуло удивление, смешанное с недоверием и любопытством. Он рассматривал Лесю со все возрастающим интересом.

– Да практически никто… – с облегчением вздохнул Горский, радуясь, что разговор свернул в сторону. – Сын бабы Нади нашел ее у порогов. Она немая и немного не того, сдвинутая…Не помнит, кто она, откуда. Лесей ее назвали уже в селе. Надо же как-то называть?

Сиур согласился: называть как-то надо. Без этого неудобно.

– А что за пороги?

– Да река там как бы сверху падает, потом камни огибает, – говорят, остатки ледника или еще чего. Я не знаю, сам не видел. Это далеко, за лесом, суток двое идти надо. Илья с Иваном как ушли туда недавно, так и пропали. Про похороны ничего не знают. Как им сообщить? Где искать? Теперь только ждать надо, пока сами придут.

– Пусть умершей будет царствие небесное, а всем остальным здравие! Пусть мирно почивает и нас всех долго дожидает! – приговаривала баба Надя, обнося присутствующих водкой. Алена помогала ей, держа поднос с гранеными стопками, наливая и подавая людям.

Сиур заметил, что Сергей выпил и немного оттаял. Его взгляд потеплел, и он сам внутренне расслабился, тиски настороженности и страха чуть-чуть разжались. Это было весьма кстати.

– Горский, оказывается, любит выпить! Пьяный он будет гораздо откровеннее, – решил Сиур. – Нужно его оставить пока в покое. На поминках все получится удачнее. Много водки, хороший собеседник…

– Оставит она нас в покое, или нет? – пьяным голосом прервал его размышления Сергей.

– Ты о ком?

– Да так… – Сергей неопределенно махнул рукой в сторону ямы, которую быстро закапывали несколько крепких хлопцев. Он пожалел об опрометчивом высказывании, но слово вылетело – теперь не поймаешь! Ему вдруг вспомнилось лицо в окне, которое появилось во время их с Богданом драки. Неужели это была она, баба Марфа? Она все видела, и будет мстить за смерть своей внучки?

Он обхватил голову руками и побрел прочь.

…Очень скоро ты научишься распознавать, контролировать и использовать источники силы. Ты сможешь использовать другие сущности…Они добровольно покорятся силе твоей личности, которая может быть неведома тебе самому. Никакие враги не смогут нанести тебе вред, если для того не настанет надлежащее время.

– Какое время? – хотел спросить Сергей, опомнившись. Мысли и видения, в которые он погружался все чаще, обрывались на самом интересном месте. И тогда приходилось снова затуманивать сознание алкоголем, чтобы увидеть продолжение.

…Зло – это тоже часть Великого Плана, часть Игры, которое движет ее и помогает ей, хотя и делает это в полном неведении…

Это было последнее, что мелькнуло в его растерянном, старающемся удержать ускользающее понимание, уме.

Алена тоже заметила незнакомого человека, появившегося на похоронах, и это ей очень не понравилось.

– Неужели Богдан не сдержал данного слова и сообщил в милицию?

От этой мысли ей стало неуютно. Страх снова вырвался из угла, в который она с трудом загнала его и начал терзать ее с новой силой.

– Что он все вынюхивает, выведывает? Ходит за Сергеем, как тень? Понял, что если Сергей напьется, то может все выболтать!

Алена с тревогой следила, как незнакомец наливает и наливает водку, а ее супруг и рад стараться, пьет, словно водицу колодезную.