Никки бросила сотовый телефон в сумку.

— Ты совсем как Эндрю, — сказала Лили, пропустив подковырку мимо ушей. — Ты законченная эгоцентристка. Как будто весь мир вращается вокруг тебя одной. — Она сердито повесила трубку, и Никки поморщилась. И от обиды, и от громких гудков. Пусть себе Лили бросает трубку после резкостей. Еще когда она была ребенком-нытиком, Лили всегда следила, чтобы последнее слово оставалось за ней. Псевдо интеллектуалка, сторонница науки, либерализма и высокой моды, дни свои она проводила в заботах о дочери, курении тонких черных сигар и спорах о литературе и философии. Она подрабатывала в кофейне, играла на флейте или пела джаз. Никки пару раз бывала там и ничего не поняла в этой музыке. Песни, казалось, не заканчивались вовсе, а мелодия мало чем отличалась от обычного шума.

Лили стоически скрывала имя отца маленькой Офелии; видимо, секрет отцовства старшая сестра Никки унесет с собой в могилу. Да и какая разница? Офелия, обожаемая сиротка, заняла сердце Никки, как только та впервые увидела племянницу в роддоме. При одной мысли о прелестной двухлетней девочке со спутанными волосенками у Никки на лице появлялась улыбка.

Никки закончила черновик статьи, оставив место для изменений на тот случай, если услышит что-то важное на пресс-конференции или на интервью с Ридом и придется что-то пересмотреть, взяла пальто и побежала на улицу. И чуть не врезалась в дверях в Норма Мецгера.

— Смотри, куда идешь.

— Да уж, ты, как всегда, джентльмен, — произнесла она, хотя только ругани с Нормом ей сейчас и не хватало. А лучше вообще никогда.

Он подарил ей сердитый взгляд, и она приготовилась к грядущей словесной казни.

— Где, черт подери, ты берешь информацию?

— Что ты имеешь в виду?

— Как ты оказываешься на шаг впереди полиции? — Он держал дверь, так что волей-неволей пришлось с ним разговаривать.

— И вовсе я не на шаг впереди.

— Ты написала статью о серийном убийце еще до того, как полиция сделала заявление. Я слышал, что в шесть пресс-конференция. — Он посмотрел на часы. — Через двадцать минут. Спорим, они просто перескажут другими словами то, что ты уже напечатала, и признают возможность существования серийного маньяка.

— Я не знаю, правда.

— Удивительно.

— И почему ты не там, не участвуешь в соревновании?

— Я работаю, — горько сказал он. — По-моему, соревнование у нас прямо здесь и сейчас.

— Норм, ну хватит уже. — Она отстранилась и проскользнула мимо него.

— Знаешь, Жилетт, тебе, пожалуй, даже не стоит ходить на эту пресс-конференцию. Твой «источник» рассказывает тебе все раньше, чем остальным.

— Тебя раздражает, что у меня есть источник, что ли? — ощетинилась Никки. Она и так уже долго его терпит.

— Меня раздражает, что ты наживаешься на своем имени. Ты дочь Большого Рона Жилетта, и тебе открыто гораздо больше дверей, чем нам, рабочим лошадкам.

— Думаешь, дело в моем имени?

— Не думаю — знаю. — Его улыбка под усами была фальшива, как бриллианты шулера.

— Ну и знай себе. — Она ухитрилась сдержать язвительный ответ, который вертелся на языке. — С этим точно далеко не уйдешь. — И она с пылающими щеками побежала через улицу к парковке. Ее самолюбие было задето, хотя он не сказал ничего такого, чего она не слышала бы раньше или даже не думала бы сама. Она забросила сумочку и портфель на заднее сиденье и забралась за руль. Не позволяй ему себя доставать, сказала она себе, выезжая со стоянки. Не позволяй ему чувствовать себя победителем. Ты-то знаешь правду. Вот это-то ее и беспокоило. Она наживается не на имени отца — она использует смерть брата и чувство вины его друга, чтобы написать статью. Никки помчалась к полицейскому участку и втиснулась на стоянку сразу за телевизионным фургоном. Уже почти стемнело; на ступеньках управления вот-вот должна была начаться пресс-конференция. Горели уличные фонари, воздух был холодный, но сухой. Журналисты, фотографы и зеваки слонялись вокруг, и несколько полицейских в форме удерживали их на расстоянии.

Через несколько минут явились Норм Мецгер и Джим Левитт. Норм в шерстяной кепке и френче двинул в толпу, а Джим навинтил на фотоаппарат телевик и последовал за Нормом. Как цепной пес, черт возьми, подумала Никки, решившая на этот раз стоять подальше в толпе репортеров. Она подумала об электронном письме, которое получила от Гробокопателя, и улыбнулась. Это ее туз в рукаве. Несмотря на то, что само по себе сообщение кошмарно. Не имеет значения, что она услышит от полиции; это не идет ни в какое сравнение с прямым контактом с убийцей. И она поделится этим с полицией. В нужное время. Когда это опубликует.

Ветер был холодный, и она застегнула куртку. Началась пресс-конференция. Полицейский секретарь по связям с общественностью, Эбби Марлоу, сделала небольшое заявление по поводу случившегося. Она рассказала несколько новых фактов об убийствах, намекнула, что убийца, возможно, снова нанесет удар и что он может находиться в районе Саванны. Она попросила прессу и публику помочь полиции и, если кто-то видел что-нибудь необычное или подозрительное, сообщить в полицейское управление, для группы расследования, которая как раз собирается. Она назвала имена жертв и ответила на несколько вопросов.

— Жертвы как-то связаны между собой? — спросила темноволосая женщина с местного канала.

— Насколько мы знаем, нет.

— Верно ли, что два тела были положены в один гроб? — поинтересовался Норм.

— Мы нашли два гроба, в каждом из них находился его хозяин и еще одна жертва.

— И они были похоронены заживо? — Снова Норм. — Да.

— Есть какие-то улики? — встрял Макс О'Делл с телевидения.

— Расследование продолжается, но мы просим всех поделиться информацией, если кто-то таковой обладает.

Никки виновато подумала о записке в сумочке, записав остальные вопросы и ответы.

— У убийцы есть какая-то особая манера? — продолжал настаивать О'Делл. — Кроме того, что он хоронит людей живьем?

Последовало несколько сардонических смешков, но их развеял поднявшийся ветер. Рыжеватая челка упала Эбби на глаза.

— Я, разумеется, не имею права это комментировать, поскольку можно повредить расследованию.

— Убийца не пытался идти с вами на контакт? — спросила Никки, и Эбби Марлоу слегка насторожилась. Она впилась взглядом в Никки.

— Опять же я не вправе об этом говорить.

— Но разве для серийных убийц не характерно пытаться обмануть полицию, начать играть с ней, чтобы выйти на контакт или сбить со следа?

— Иногда, — согласилась Эбби, и другие журналисты, почуяв скрытую информацию, забросали ее вопросами, но вскоре она с улыбкой заявила, что полиции более нечего сказать.

По реакции Эбби Марлоу Никки поняла, что слова, оброненные Клиффом, были правдой: Гробокопатель уже связывался с полицией Саванны, а точнее, с Ридом. И еще убийца писал ей. Он выделил ее. Возможно, из-за первой статьи про него. По работе она знала, что убийцы, притворяясь законопослушными гражданами, часто любят работать с полицией, втираться в доверие к детективам, что им нравится чувствовать себя умнее и круче тех полицейских, которые должны их изловить, что они любят быть ближе к действиям… Тут ей показалось, что к шее прикоснулись ледяные пальцы. Вполне вероятно, что убийца здесь… у ступенек полицейского управления… наблюдает… ждет… чувствует свое превосходство… хочет смешаться с толпой.