– Привет, поближе! Проходи скорее.

Я жму его руку, раздеваюсь/разуваюсь и, переполненный непонятками, проползаю на кухню. На кухонном столе уже стоят нарезка колбасы, хлеб, помидоры, стаканы и пепельница, искусно изготовленная из алюминиевой пивной банки. Я дополняю композицию принесенной бутылкой и усаживаюсь у стола. Женька радостно суетится вокруг меня:

– Молодец, что пришел! Рад тебя видеть, старик!

– Я тоже безмерно счастлив. Предлагаю выпить за твою радость.

– Ага, — соглашается он и смеется. — Полагается вспрыснуть. Я четыре года ждал этого события.

– Ты уже сразу после свадьбы ждал, чтобы твоя молодая жена… того?

– Вот чудак, конечно! — соглашается он. — Ты разве этого не хочешь?

Я копаюсь в себе. Хочу ли я, что бы мою бывшую жену увезли на «скорой помощи»? Какое теперь это имеет значение, когда мы не вместе? Да и тогда… чтобы желать ей недуга или даже смерти? Нет!

– Нет, Женька, — озвучиваю я свои мысли вслух. — Извини, брат, но я бы не тащился от подобной радости.

Женька с искренним сожалением смотрит на меня:

– Зря, старик. Ты слишком эгоистичен, чтобы понять, что это — самое главное в жизни.

Я смотрю на него и не врубаюсь. Я всегда видел в нем беззлобного, благодушного человека. Откуда в Женьке стало столько цинизма и садистской жестокости? Мысль, пришедшая в голову вдруг, окатывает меня холодной водой, так что потеют даже кончики пальцев.

– Женька, уж не сам ли ты ее?.. Не своими ли руками сотворил такое?

– Ну, ты и вопросы задаешь?! — удивляется и смеется одновременно Женька. — А кто же, чувак? Конечно я. Не скажу, что руками, но и мы не пальцем деланные. Кое-что умеем в этих вопросах.

Я наливаю в стакан и глотаю водку, не ощущая вкуса. Женька тоже наливает сам и выпивает.

– У нас самообслуживание? — интересуется он.

– Типа того. А когда ее, жену-то, забрали?

– Два дня назад.

– Что врачи говорят? Когда она… того?

– Не сегодня-завтра, старик. Боже, как я рад! Я просто счастлив!

Я молча наливаю водку. На сей раз нам обоим. Мы чокаемся и пьем без тоста. Рой неразрешимых вопросов одолевает меня. Мне хочется узнать больше об этом человеке, которого я, оказывается, совершенно не знал.

– И что ты чувствовал, когда совершал/делал это?

– «Скорую» вызывал!

– Нет, то, ну ты понимаешь… чтобы «скорая» ее забрала. Самое начало.

– А-а-а, это… Ну, что чувствовал? Кайф, что ж еще?

– Ты реально чувствовал кайф, когда делал это с человеком, с которым прожил несколько лет? — Мои вопросы звучат уже без истерики, ровно/спокойно.

– Серый, я тебя не понимаю, — теперь не врубается Женька. — Ты что, никогда не делал ничего подобного?

– Представь себе. Не доводилось. Хотя был у меня эпизод в молодости. Меня доставал тогда один мудак. Ну, я его как-то тупо подстерег и так типа приласкал!..

Женька впадает в глубокую задумчивость.

– Ты чего? — удивляюсь я произошедшим с ним переменам.

– Век живи — век учись.

– Ты к чему это? — не врубаюсь я.

– Удивил ты меня. С мужиками.

Я реально не вписываюсь в ситуевину и перевожу тему:

– Что мы все про меня да про меня? Давай уже рассказывай, как ты сподобился на это.

Глаза приятеля светлеют. Мелкая сетка задумчивых морщинок возле его глаз разглаживается, и он снова улыбается. Мы выпиваем, и Женька рассказывает:

– Четыре года я шел к этому. Все перепробовали — и лекарства, и заговоры.

– Подожди, — перебиваю я его. — Я у тебя на свадьбе не был и жену твою не видел. У тебя есть фото?

– Конечно. — Он поднимается, и я вижу, что его зацепило.

Женька, поддерживая стену, оклеенную дешевыми обоями, выходит и быстро возвращается, протягивая фотографию в рамочке. Со снимка на меня смотрит Женька, одетый в черный костюм и счастливую улыбку. Реально. Рядом с ним я вижу Катю. Да, да. Ту самую Катю из моих снов, что работает секретаршей у того Сергея, коммерческого директора из Москвы.

– Да, чувак! Теперь я тебя отлично понимаю, — говорю я, вспоминая перманентную тупость той Кати, и начинаю реально сочувствовать Женьке и где-то одобрять его поступок. — С такими иначе нельзя! Давай выпьем.

– Давай, брат, — соглашается он, и мы пьем, погружаясь каждый в свои мысли.

Затем мы закуриваем и курим.

– А знаешь, кто у меня будет? — спрашивает Женька.

– Когда?

– Когда все произойдет?

– Не знаю, — честно признаюсь я и тупо смотрю на приятеля.

– Девчонка. Да, реально. А еще я хочу мальчика.

– Ты и мальчика хочешь?!

– Конечно, хочу. Представь, маленький толстый карапуз бегает, сверкая голой попкой.

Я представляю эту картину, и мне реально хочется встать и уйти. Меня тошнит/выворачивает. Но я хочу разобраться, что так поломало Женьку. Когда он успел свихнуться? От чего его переклинило?

– Тебе не кажется, что это извращение? — я задаю ему вопрос, отчаянно кусая губы.

– Почему извращение? Иметь собственного сына — извращение?!

Это уже перебор. Я понимаю, что пора уходить. Я разливаю остатки водки в стаканы, выпиваю свой и молча выхожу из кухни.

– Куда ты? — кричит этот идиот мне вслед.

– Ухожу.

– Почему? Я думал, мы сядем, выпьем. Все-таки ребенок не каждый день рождается.

– Ребенок? — удивляюсь я. — Какой ребенок? У кого рождается? У тебя?

– Ну да! Я ж тебе говорю: жена в роддоме.

– Что ж ты сразу не сказал?

– А о чем мы тут битый час перетираем?

Выяснив и посмеявшись над нелепой ошибкой, мы снова усаживаемся на кухне.

– За выпивкой идти надо, — говорю я, бычкуя окурок в самопальной пепельнице.

– Обижаешь, — говорит Женька. — В доме имеются горячительные напитки.

Он становится на табуретку и лезет за икону. Под охраной Николая Угодника припрятана затянутая в паутину бутылка водки.

Итак, мы сидим, тупо квасим, переговариваемся через стол и периодически перебрасываемся именами знакомых, которых давно не видели. Когда мы, смеясь и куря в перерывах между тостами, выпиваем половину пузыря, телефонный звонок вторгается в наши пьяные разговоры/воспоминания.

– Кого вам? — нетерпеливо орет Женька. — Что? Правда?! Ура! Спасибо за новость!

С просветлевшим лицом он оборачивается ко мне и сообщает: