Не отрывая глаз от телеэкрана, он ответил:

— Человеку в моем положении просто необходимы помощники. Если я сам начну заниматься всякой ерундой, это будет выглядеть странно.

Я подошла к телевизору, закрыв Томасу обзор.

— Человек в твоем положении? В твоем полуголом, валяющемся и глазеющем телевизор положении? И это среди дня?!

— Совершенно верно. Я ведь не какой-нибудь там придурок, зависающий в офисе. Я Томас Кук. — Он сел чуть ровнее. — Милагро, я думал, мы договорились, что станем помогать друг другу. Я помогу тебе не расстраивать Скипа, а ты придешь на выручку в моих делах.

Создавалось впечатление, что он говорит серьезно, но, поскольку он хороший актер, разобраться было невозможно.

— Ладно, как хочешь, только не жди, что я буду продолжать этот фарс после окончания работы над сценарием.

Всю вторую половину дня я провела в попытках выправить композицию второго акта, а также в делах Томаса.

Ближе к вечеру Томас всего один раз прервал меня, чтобы зачитать свой трогательный монолог: «Томас Кук: как я позировал в нижнем белье», — который я должна была слушать с гораздо меньшим интересом, чем это у меня получилось.

Потом он предложил:

— Поехали к Леваку, выпьем что-нибудь.

— Не могу. Во-первых, мой пикап еще не починили, а во-вторых, у меня здесь назначена встреча.

Тут зазвонил мой телефон, и я, направляясь в свой кабинет, автоматически ответила:

— «Люкс» Томаса Кука, добрый вечер.

— Милагро! — На линии были такие помехи, что это прозвучало как «м-м-м-и-а-а-о-о-о».

— Освальд! Освальд, это ты?

В трубке снова пошли помехи, потом донеслось четкое и рассерженное: «То-ма-а… (щелк)… ук» — и далее опять помехи.

— Я пошутила, Освальд. Как твои дела?

Однако связь все же прервалась.

Томас стоял в дверях, опершись о косяк.

— И с кем мы будем пить? — поинтересовался он.

— Мы не будем пить ни с кем. Это я собираюсь встретиться с Жижи Бартон в гостиничном баре, а тебя, если помнишь, просили больше не мозолить там глаза.

— Почему ты так себя ведешь? — сделав обиженное лицо, спросил Томас. — Мы с Жижи давние знакомые. Если она попросит, им придется впустить меня в гостиницу. Позвони Жижи и скажи, что я приду с тобой.

Томас пресекал все мои попытки стать серьезной воспитанной сценаристкой и обращался со мной как с девочкой на побегушках. Но поскольку моя карьера и его хорошее настроение слились в странный симбиоз, я все-таки позвонила Жижи. Она пришла в восторг от этой новости и пообещала уговорить портье, чтобы Томаса не вышвыривали из гостиницы.

Начав сборы, Томас оккупировал ванную. Я забрала оттуда его одежду и обувь.

— Томас, не мог бы ты поторопиться, чтобы и мне хватило времени привести себя в порядок?

— Совершенствоваться можно бесконечно, — изрек он.

Когда Томас вышел из ванной, он выглядел потрясающе. Он весь светился — светилась его гладкая медная кожа, светились глаза оттенка кофе-эспрессо, и даже холеные черные волосы тоже светились. На нем красовалась одна из тех повседневных футболок, которые стоят целое состояние и спадают с плеч именно так, как полагается. Широкие брюки облегали его знаменитый зад.

Я надела лавандовое платье, потому что оно было симпатичнее всех остальных моих тряпок. Поспешно глянула в зеркало, расчесала волосы, наложила немного блеска на губы и вышла из ванной.

— Ты что, опять в этом пойдешь? — изумился Томас.

— Кто станет смотреть на меня, если рядом будешь ты? — саркастически заметила я.

— Это верно, но меня не должны видеть с кем попало. А еще что-нибудь у тебя есть?

— Ты что, разбираешься в одежде?

— Работая моделью, учишься создавать образ.

— Чудесно, — отозвалась я и продемонстрировала ему свой скудный гардероб.

Приняв недовольный вид, он заявил:

— Нет, это невозможно. Ты собираешься найти себе парня — и одеваешься как дешевка?

— У меня уже есть парень.

— Ах, ну да. Юджин, фанат кровавых забав.

— Освальд. И он совершенно нормальный.

— Какая разница! — Подойдя к своему шкафу, Томас вынул оттуда белую льняную рубашку. — Надевай.

— С чем? С брюками или с юбкой?

— Просто с туфлями на каблуках.

— Я не собираюсь ходить в одной рубашке и демонстрировать всем кому ни попади свои девичьи прелести.

Томас обозвал меня ханжой, жеманницей, закомплексованной и консерваторшей. Но в конце концов пошел на компромисс и выдал мне свои белые шелковые боксеры, которые я надела поверх трусиков.

— Ты думаешь, люди сочтут, что это шорты? — засомневалась я.

— Ты считаешь, что все только о тебе и думают. — Он надел на меня один из модных ремней Нэнси и подрегулировал пряжку. Потом стянул резинку с моих аккуратно собранных в хвостик волос и велел: — Нагнись и опусти голову.

Томас израсходовал полбутылки «Парагонского лака с блеском», чтобы превратить мои волосы во взъерошенную гриву. Затем он подправил мой макияж, размазав карандаш по векам и припудрив меня так, чтобы подчеркнуть или затенить ту или иную часть лица. Когда Томас закончил, я стала похожа на чувственную, губастую, модную девицу, которая вполне могла бы стать парой актеру.

— Думаю, так будет лучше, — заметил он. Томас взял меня под руку, и мы направились в «Парагон». — На какой массаж ты сегодня ходила?

— На глубокий массаж тканей. Ты когда-нибудь слышал о Парагонском бриллиантовом клубе? У них здесь есть приватные помещения. Интересно, сколько нужно заплатить, чтобы вступить туда?

— Я никогда не беспокоюсь о таких вещах. Я Томас Кук — мне будут рады в любых приватных помещениях, — заявил он, позабыв о том, что до сегодняшнего дня путь в «Парагон» был ему заказан.

Для своей коктейльной вечеринки Жижи выбрала дворик бистро. Его озаряли десятки разноцветных стеклянных светильников — бирюзовые, аметистовые, рубиновые и топазовые. Столики, которыми пользовались посетители бистро, сменились грубо отесанными деревянными столами; на них красовались керамические блюда с едой и глиняные кувшины с красным вином. По дворику разложили ковры, поверх которых раскидали множество ярких подушек; подушки лежали и на расставленных повсюду низких скамеечках. В углу какой-то человек играл на цитре и пел навязчивую, жужжащую песню на языке, который мне так и не удалось опознать.

Отделившись от толпы гостей, Жижи направилась к нам. Она была в полупрозрачной изумрудно-зеленой тунике с поясом и плотно облегающих брюках. На ногах — золотистые босоножки; шею, уши и руки украшали звенящие золотые ожерелья, браслеты и серьги.