— Поспели что?

— Круче графа никого нет, — продолжал Колон, не обращая внимания на Шнобби, — за исключением разве что герцога, а у нас ни единого герцога нет. Как и короля. Вот они и надеются поймать в свои сети самого графа Анкского! Ты, Шнобби, как это у них называется, — добыча сезона.

А и правда, граф Анкский — это звучало очень даже неплохо. Не то что Шнобби Шноббс, граф Анкский. Куча женщин были бы счастливы стать тещами графа Анкского, пусть даже это означало поиметь в зятья Шнобби Шноббса.

Ну, может, не куча. Но, судя по открыткам, достаточно.

У Шнобби заблестели глаза.

— Знаешь, я об этом никогда не думал… — ответил он. — А у тех поспевших дочек, наверное, и деньжата водятся?

— Уж всяко побольше, чем у тебя, Шнобби.

— И конечно, мой наипервейший долг перед потомками — сделать так, чтобы род мой не оборвался, — задумчиво протянул Шнобби.

Колон улыбнулся ему обеспокоенной улыбкой сумасшедшего доктора, который претворил в жизнь свою гениальную идею (подсоединил куда надо электроды и как следует врезал молнией) и теперь смотрит, как его создание, прихрамывая, удаляется в сторону ближайшей густонаселенной деревни.

— Ух ты… — выдохнул Шнобби.

Глаза его подернулись поволокой.

— Правильно. НО СНАЧАЛА, — сказал Колон, — я обойду все бойни, а ты возьмешь на себя Тряпичную улицу. После этого мы можем с чистой совестью вернуться в штаб-квартиру. Договорились?

— Добрый день, командор Ваймс, — закрыв за собой дверь, поздоровался Моркоу. — Докладывает капитан Моркоу.

Ваймс сидел, развалившись в кресле и уставившись в окно. Опять поднимался туман. Высившуюся прямо напротив Оперу уже наполовину затянуло молочной дымкой.

— Мы, э-э, обошли всех големов в округе, каких знали, — продолжал Моркоу, как можно более дипломатично оглядывая стол на предмет наличия бутылки. — Так вот, сэр, их почти не осталось. Мы выявили одиннадцать случаев самоуничтожения, а к обеду люди и сами уже принялись крушить големов либо вытаскивать из их голов шхемы. Творится настоящий кошмар, сэр. Весь город в глиняных черепках. Как будто все… только этого и ждали. И это очень странно, сэр. Големы мирно трудились, держались друг друга и никогда никого не трогали. Да, кстати, кое-кто из САМОУНИЧТОЖИВШИХСЯ оставил… ну, что-то типа посмертной записки, сэр. Мол, им стыдно и всякое такое. И еще фраза-другая о какой-то там глине от глины…

Ваймс не отвечал.

Моркоу наклонился чуть в сторону, заглядывая под стол, — а нет ли там бутылки?

— В «Шахтной Кулинарии Буравчика» подавали ядовитых крыс. То есть отравленных мышьяком. Я попросил сержанта Колона и Шнобби выяснить, в чем причина. Может, случайное совпадение, но проверить не мешает.

Ваймс повернулся. Моркоу слышал, как он дышит. Короткими, резкими вдохами-выдохами, как человек, который изо всех сил старается контролировать себя.

— Что мы упустили, капитан? — далеким голосом спросил он.

— Сэр?

— В спальне его сиятельства. Там есть кровать. Стол. Письменные принадлежности на столе. Ночной столик. Кресло. Кувшин. Все. И это ВСЕ мы поменяли. Ему приносят завтраки, обеды и ужины. Но мы проверили еду, не так ли?

— Всю кладовку, сэр.

— Точно? Мы могли ошибиться. Не знаю где, но где-то мы ошиблись. На кладбище покоятся два доказательства того, что мы ошибаемся. — Ваймс чуть ли не рычал. — Что мы пропустили? Никаких следов мышьяка Задранец не обнаружил. Но мы же что-то пропустили! Надо узнать, КАК, и тогда, если нам повезет, мы узнаем, КТО.

— Сэр, а если воздух, которым он дышит…

— Мы перевели его в другую комнату! Даже если кто-то, не знаю уж кто и как, закачивал туда яд… он не может обработать все комнаты во дворце! Тут дело в еде!

— Я лично следил за тем, как пробуют еду, сэр.

— Значит, черт побери, мы что-то просмотрели! Люди УМИРАЮТ, капитан! Госпожа Ветерок УМЕРЛА!

— Кто, сэр?

— Ты о ней никогда не слышал?

— Не могу сказать, сэр. Чем она занималась?

— Занималась? Ничем, я думаю. Она вырастила девять детей в двух комнатках, в невозможной тесноте, и шила рубахи за два пенса в час. Все часы, что отпустили ей боги, она только и делала, что работала и следила за собой, а теперь она УМЕРЛА, капитан. И ее внук. В возрасте четырнадцати месяцев. Потому что ее внучка принесла из дворца объедки! Чтобы побаловать их! И знаешь что? Милдред решила, я пришел арестовать ее за воровство! О боги, прямо на проклятых похоронах! — Ваймс разжал и сжал кулаки так, что костяшки пальцев побелели. — Это уже УБИЙСТВО. Не политика, не покушение, а УБИЙСТВО. И случилось оно потому, что мы никак не можем задать правильный ВОПРОС!

Дверь открылась.

— Добрый день, милостивый господин, — улыбаясь и отдавая честь, сказал сержант Колон. — Извини за беспокойство. Я понимаю, сейчас ты сильно занят, но я должей спросить, просто чтобы исключить тебя из списка подозреваемых, если можно так выразиться. Ты, случаем, не пользуешься дома мышьяком?

— Э… Фенли, не держи офицера в дверях, — промолвил в ответ чей-то взволнованный голос, и мужчина отступил в сторону. — День добрый, офицер. Чем можем быть полезны?

— Проверяем дома на мышьяк, сэр. Кажется, его применяют там, где не положено.

— О боги. Да неужели? Я точно уверен, мы мышьяком не пользуемся, но заходите, пожалуйста, я на всякий случай спрошу у мастеров. Не хотите ли чашку чаю?

Колон оглянулся. На улице клубился туман. Небо посерело.

— Не отказался бы, сэр! — кивнул он.

Дверь за его спиной закрылась.

А секундой спустя послышался тихий скрежет многочисленных засовов, встающих на свое место.

— Итак, — сказал Ваймс, — повторим еще раз.

Он взял воображаемый половник.

— Я повар. И я приготовил эту питательную кашку, которая на вкус точь-в-точь собачья моча. Вот я наливаю ее в три миски. Все за мной следят. Миски тщательно вымыты, правильно? Отлично. Пробовальщики берут две из них: одну — чтобы снять пробу, а вторая уходит на экспертизу Задранцу, после чего слуга — это ты, Моркоу, — берет третью и…

— Ставит ее в этот подъемник, сэр. Он есть в каждой комнате.

— Я думал, слуги сами относят еду наверх.

— Шесть этажей по лестницам? Все остынет, сэр.

— Гм… но все равно держи. Мы несколько забежали вперед. У тебя миска. Ты ставишь ее на поднос?

— Да, сэр.

— Ставь.

Моркоу послушно поставил невидимую чашку на невидимый поднос.

— Что-то еще? — уточнил Ваймс.