Они встают на ноги, и у меня складывается такое чувство, что окружают меня.

- Лика, а вот и ты! Ну слава Богу! Мы не знали, где тебя искать! - паникует женщина и раскрывает объятия. Элен подходит к ней, обнимает, но держится скованно. Оборачивается ко мне.

- Костя, это мои родители, - и перечисляет их имена, которые я пропускаю мимо ушей, так как ошарашенно рассматриваю их лица, пытаясь запомнить. - А это… охрана. Мама, папа, это мои друзья, Костя и…

- Дмитрий, - неожиданно представляется Рок, стоящий за моей спиной.

- Костя Разовский? - говорит один мужчина и бросает вопросительный взгляд на Кристину, та кивает и выглядит озабоченной. Как по команде, они все переводят глаза на меня и хмурятся. - Тот самый Разовский? Отлично, проходи, присаживайся. Дмитрий, приятно было познакомиться, но вы можете идти, - властным тоном, явно привык командовать. Стоит отдать должное, мало кто на месте Рока не свалил бы немедленно.

- Ага, щас, - развязно за спиной тянет друг. Спорю, он скрещивает на груди руки. Он из тех парней, которым необходимо знамя, за которое стоит отдать жизнь. Я бы хотел, чтобы однажды этим знаменем завладела женщина, которая бы любила его и ценила. Но после смерти Ракель прошли годы, а у него так никого и не появилось.

Папа Эльки хмурится, поворачивается к жене и отдает приказ, а иначе не назовешь:

- В аэропорт. Я пока поговорю с Константином Игоревичем Разовским и Дмитрием… - делает многозначительную паузу, но никто не подсказывает ни отчество, ни фамилию Рока.

- Мама, что происходит? Что случилось? - обеспокоенно озирается по сторонам Элен.

- Лика, мы собрали твои вещи в общежитии. Так больше не может продолжаться, мы едем домой, - говорит ее мама, поглаживая дочь по волосам. Красивая черноволосая женщина, дорого одетая, с идеальной осанкой.

- Я им все рассказала, - прерывает ее Кристина. Она выглядит обеспокоенной, но говорит решительно. - Прости, но это ради твоего блага, родная.

- Что именно? - спрашивает Элен, все еще не понимая, что происходит. Она начинает паниковать, трое из родственников подходят ближе и вцепляются в нее, якобы чтобы поддержать, но на самом деле - чтобы подавить. Она окружена, обескуражена. Я делаю рывок в ее сторону, но меня тормозит один из охранников. Черт, Алексей был бы сейчас очень кстати!

- Кто он такой и что хочет с тобой сделать, - говорит Кристина, испуганно косясь на меня. Будто боится меня до смерти.

- Мы сейчас же отвезем тебя домой, - отрезает ее отец. - Вляпалась в секту! Это уму непостижимо! Дома поговорим на эту тему серьезно!

- Это не я! - ахает Элен. - Это она! - и тычет пальцем в Кристину, но ее не слушают. Никто ей не верит. - Я столько лет пытаюсь до вас достучаться, доказать, что Кристина в беде, но стоило ей один раз позвонить - и все, вы ей поверили!

- Мы были в ваших Университетах, Кристина учится, ни одной «энки» нет, ты вообще на учебе не появляешься, комендант подтвердила, что в общежитии не ночуешь. Все, Лика, мы уезжаем. Уведите ее быстро.

- Я никуда не пойду.

- Пойдешь! - гаркает он, и Элен вжимает голову в плечи.

Я делаю жест, но на меня никто не обращает внимания. Охранники встают между нами. Я ничего не могу сделать.

- Я не пойду, вы не понимаете! - возмущается Элен. - Кристина в опасности, Костя хочет помочь! Да послушайте меня! Тут творятся ужасные вещи!

- Вот видите, - говорит Кристина, - о том я и говорила.

Я пытаюсь к ней прорваться, в итоге получается драка. Рок где-то позади кричит, что мой брат их с землей сравняет, но его не слушают. Эльку уводят сначала из комнаты, затем из квартиры. Как только за женщинами со щелчком замка захлопывается входная дверь, меня бьют. Их много, начинает отец, а я не могу ему дать сдачи, я пропускаю удары, только обороняюсь, и этим пользуются. Опрокидывают на пол, заламывают руки. Лицом припечатывают по плитке пола - раз, второй. На третий раз ощущение, что в воду окунают, столько крови… захлебываюсь. Сознание не утекает, со мной. Все еще пытаюсь бороться, все еще жду момента, когда могу выкрутиться и отбиться. После каждого удара меня дергают за волосы, поднимая лицо настолько, чтобы я мог увидеть ее отца и прочитать по губам.

- Если ты, - удар, - тварь, - удар, - еще хоть раз подойдешь к моей дочери, - удар, - если посмеешь ей позвонить, - удар, - или отправить смску, - удар, - я тебя убью, сука, понял? Я по одной все кости тебе переломаю, ты у меня собственные кишки жрать будешь. Она - мой ангел, мой белокурый ангел, если думаешь, что неродная - и я прощу, то запомни, мразь, из-под земли достану каждого, кто будет обижать мою девочку. Ты понял или нет? Кивни мне. Кивай же, урод!

Я киваю, чувствуя тошноту и понимая, что еще раз ударят - рискую захлебнуться собственными рвотными массами. Так меня давно не били.

А может, и к лучшему, что увезут ее? Спасут от моих врагов? Может, это мой шанс отпустить и уберечь ее?

Полюбил - отпусти. Как только полюбишь - придется расстаться. Но пусть лучше так, чем если бы ее утащили в «Данте». Пусть так.

Я киваю несколько раз, соглашаясь. Но им, по-видимому, нужны заверения понадежнее, так как снова бьют и на секунду я теряю сознание, но затем оно с гулом в ушах возвращается.

- Понятливый какой. Мне плевать, что вы там в своей секте делаете - травитесь, трахаетесь или колетесь, но чтобы рядом с моими дочерьми никто из вас замечен не был. В расход пойдут все - я не избирательный и не жалостливый. И братом своим меня не пугай, вы, пацаны, заигрались в игрушки, а я - реальный мир. И если не отстанете, то я покажу вам, что такое настоящий пиз*ец. Передай своем брату, чтобы… как вы говорите? Загуглил Дивеева Рустама, пусть «обос**тся».

Меня еще раз пинают в живот, а я, улыбаясь через боль, показываю ему большой палец и снова киваю, кашляя. Отек на лице не позволяет дышать носом, жадно хватаю воздух ртом.

- Сука, смеется, точно под наркотой. Фанатики!

А потом снова бьют. Я не теряю сознание, но не могу адекватно соображать и двигаться от боли. Видимо, телохранители грамотные у них, знают, как куда лупить и с какой силой.

Слышу, как уходят. Перед собой только ботинки вижу, испачканные в моей крови. Их вытирают влажной салфеткой и бросают мне в лицо. Не знаю, сколько проходит времени, когда слышу в паре метров от себя отборные русские маты - очухивается Рок. Пятнадцать лет живет в Лондоне, а когда плохо или больно - только любимый русский, всегда он, родимый. Когда Ракель ушла в «Данте», он рыдал и матерился по-русски, хотя в игре мы всегда предпочитали английский.

- О Боже, блин блинский! Какой невообразимый с нами приключился кошмар, какое невероятное совпадение, кто бы мог подумать! Вот это приключения! - стонет Рок, обходясь для выражения своих эмоций и мыслей разными вариациями двух разнокоренных матерных слов. Ну, перефразируйте сами, если хотите, я вам представляю лайт-версию сказанного. - Сойти с ума можно! Это же надо! Элька-то наша не бедняжка из общаги. Ты знал? Раза, сукин сын, ты знал, что она прекрасная принцесса?