— Ахей! — почтительно восклицали у костров.

— Клеон!..

— Армананд!

Наконец, вышел невысокий худощавый человек с аспидно–черными глазами и остро торчащей бородой. Одет он был в пурпурную мантию. Голову украшала царская диадема, подвязки которой спадали на плечи. Рядом с ним стояла красавица, тоже в царских одеждах.

Их появление вызвало бурю восторга. Давя друг друга, воины бросились к шатру, но вокруг худощавого человека встали выросшие, словно из–под земли, охранники в звериных шкурах.

«Сам Антиох!» — понял Прот и услышал торопливый окрик Серапиона:

— Падайте ниц! Перед вами — наш обожаемый базилевc, да живет он вечно!

Два беглеца–пергамца привыкшие к подобным почестям царям у себя на родине, рухнули, как подкошенные.

Прот неловко опустился на колени, замешкался с непривычки. Евн метнул на него стремительный взгляд, и Прота словно огнем обожгло с головы до самых пяток.

Глаза царя были такими пронзительными, что он крепко зажмурился и повалился на землю, вжимаясь лбом в колючие, пахнущие дымом костров травы.

— Почему я, эллин, оказавшись на свободе, должен кланяться перед каким–то варваром, будь он хоть трижды царь! — услышал он шепот Клеобула. И — ответ Фемистокла:

— Пересиль себя! Ты пока еще раб…

Прот осторожно скосил глаза и увидел, как медленно опускается на землю Клеобул.

— Да живет вечно наш великий и могущественный базилевс Антиох! — закричал Серапион, и все вокруг подхватили:

— Антиох! Антиох!

— Живи вечно!

Вскоре над лагерем поднялся такой мощный рев, что Проту казалось — еще немного, и не выдержат уши. Он чувствовал себя песчинкой в этом грохочущем, как тысяча громов, мире. Больше всего на свете ему хотелось забиться в какую–нибудь щель, чтобы его не оглушила, не смяла эта масса.

— Ан–ти–ох! Ан–ти–ох!!

— Жи–ви!! Жи–ви!!!

Едва шум поутих, и только в отдаленных концах лагеря продолжали ликовать сирийцы, Евн не терпящим возражений, властным тоном обратился к Фемистоклу:

— Почему ты так долго выполнял мое поручение?

— Все гавани Сицилии заброшены, — сдержанно поклонился царю Фемистокл. — Мне пришлось бы ждать еще дольше, если бы к берегу не причалил парусник с беглыми рабами.

— Значит, ты отправил согласно моему милостивому повелению добрых господ на родину? — громко, чтобы слышали все, повысил голос Евн.

— Да, божественный! — ответил за Фемистокла Серапион. Подбежал к Евну, опустился перед ним на колени и поцеловал край пурпурной мантии. — Бесконечно благодарные твоей царской милости сицилийцы уже находятся на полпути к Риму!

Евн с одобрением посмотрел на услужливо выгнутую спину подданного и с деланным удивлением спросил:

— Неужели даже сицилийцы, наши враги, признают, что я милостивый?

— Да! — торопливо воскликнул Серапион. — Конечно!

— Они сами сказали тебе об этом?

Серапион замялся.

Фемистокл с усмешкой ответил за него:

— Это было написано на их лицах, базилевс!

Евн метнул недовольный взгляд в сторону грека, но тут же добродушно прищурился:

— Вот и расскажи об этом Совету. Подумайте, — голос его неожиданно стал мягким, вкрадчивым, — не пора ли вашему базилевсу носить титул милостивого, то есть — Эвергета, раз это признают даже злейшие его враги? Ведь носят же такой титул мои царственные братья — понтийский царь Митридат и сирийский Антиох! Или они более меня достойны этого?

— Слушаюсь, базилевс, — вновь поклонился Фемистокл. — Я сообщу это твое пожелание Сове…

Он не договорил.

Вскочивший с колен Серапион воздел над головой руки и завопил:

— Нет границ милостям нашего обожаемого Антиоха Эвергета! Да живет вечно наш базилевс Антиох Эвергет!!

— Эвергет! Эвергет! — тут же откликнулись восторженные голоса, и вся масса людей, потрясая оружием, снова заревела:

— Эвергет! Эвергет!

— Жи–ви!.. Жи–ви!..

— Можешь передать Совету и это пожелание моего народа! — улыбнулся Евн, не сводя глаз с Фемистокла, и пальцем подозвал к себе Серапиона. — А тебя, Серапион, я назначаю своим другом1 и… комендантом Тавромения, столицы моего царства!

— О, великий! О, мудрый!.. — повалился на землю, целуя ее перед ногами царя, Серапион.

— Как комендантом? — воскликнул опешивший Фемистокл. — А как же Деметрий?

— Увы! — вздохнул Евн, обводя печальным взглядом воинов. — Наша жизнь так недолговечна.… Опасности подстерегают нас на каждом шагу!

— Что ты хочешь этим сказать? — подался вперед Фемистокл, чувствуя, как из–под его ног ускользает твердая почва.

— То, что Деметрия больше нет! — со скорбным лицом произнес царь. — Прошлой ночью, пока ты был в отлучке, проклятые мессанийцы совершили дерзкую вылазку. Они хотели убить меня… Но по ошибке приняли шатер Деметрия за мой — и изрубили его на мелкие куски… Клянусь Астартой1, они жестоко поплатятся за это! — погрозил он кулаком в сторону крепости

— Сама богиня спасла нашего дорогого базилевса от неминуемой смерти и отвела от него мечи проклятых господ! — завопил Серапион, снова поднимая руки к небу.

Шатер царя действительно был рядом со скромным шатром Деметрия, но разве можно было перепутать их?..

«И как мессанийцы могли пройти через семь рядов охранения?! — лихорадочно думал Фемистокл. — Нет, это не мессанийцы, а ты и твои льстецы типа Серапиона. А ведь именно они могут погубить Новосирийское царство! Надо как можно скорей провести в Совет взамен Деметрия — Клеобула!..»

Фемистокл сделал шаг к царю и указал на лежащих рабов:

— Базилевс! Взгляни на этих несчастных!

— Кто они? — приподнял бровь Евн. — Не оказавшие мне поддержки рабы из Катаны? Если это так, можешь сделать их своими собственными рабами! Ведь, насколько мне известно, у тебя нет ни одного личного раба!

— Они из Рима, базилевс! — показал рукой в сторону Италии Фемистокл. — Даруй им свободу!

Услышав, что речь зашла о них, рабы поползли вперед. Протягивая руки к царю, показывая следы побоев и ран, они принялись умолять:

— О, великий, даруй нам свободу!

— Прими нас в свое войско!

— Вели накормить и одеть нас!..

— О, великий! — тоже воскликнул Прот, приподнял голову и, увидев на щеке царя аккуратное клеймо, снова зажмурился и упал на землю.

— Так значит, обо мне знают и в Риме? — самодовольная улыбка тронула губы Евна.

— Слух о тебе уже пронесся по всему миру! — вскричал Серапион. — Все униженные и обездоленные Ойкумены почитают тебя за бога! И я поражен твоей скромностью! Как можешь ты довольствоваться каким–то титулом Эвергета?! Божественный — вот как давно уже следует называть тебя!