Барри почувствовал, что земля трескается у него под ногами. Шарлотта поспешно удалялась от наезженной дороги банальностей. Ее замечания, которые должны были относиться к прохладе фонтанов и красоте ночи, стремительно становились личными. Он попробовал уклониться.

– При этом я не имею понятия о том, что такое хладнокровное убийство. Или даже что такое – желать смерти человека, мисс Уолден. Я доктор.

На мгновение она растерялась:

– Но вы поняли леди Макбет. Вы знаете, что такое быть женщиной.

На одно ужасное мгновение Барри почудилось, что кейптаунские сплетни о нем и его происхождении проследовали за ним на восток с непоколебимой уверенностью почтового голубя. Но Шарлотта Уолден без предисловий заговорила не о том, какого он пола, а о собственных чувствах:

– Вы должны понимать, что я чувствую – чего хочу больше всего на свете. Мне невыносимо быть девушкой и ждать, когда на самом деле я должна говорить.

Шекспировские героини очень любили поговорить. Облегчение, которое испытал Барри, отвлекло его. Он не заметил, что Шарлотта сильнее сжала его руку и явно что-то затевала. Он снова принял деловой тон:

– Я так хорошо понимаю шекспировских женщин, мисс Уолден, потому что эти роли были написаны для юношей. В те времена жизнь женщин была ограничена не меньше, чем сейчас. За исключением, я полагаю, высших классов, у которых свобода передвижения и возможности управлять своим имуществом всегда были существеннее.

– Я больше не могу терпеть. Простите мне мою откровенность, доктор Барри. Поцелуйте меня, умоляю.

Барри остановился как вкопанный под фиговым деревом. Шарлотта не видела его лица, потому что огни дома были за его спиной. Она подскочила к нему и схватила его холодные руки. С бесподобным присутствием духа доктор Джеймс Миранда Барри поднял ее настойчивые пальцы к губам и нежно перецеловал их.

Потом он очень твердо сказал:

– Мы немедленно вернемся в дом, мисс Уолден, и присоединимся к собравшимся.

Шарлотта совершенно не понимала, победа это или поражение. Но она знала, что на Барри не действуют капризы и обиды. Она снова взяла его под руку, и они прошествовали обратно мимо бормочущих фонтанов.

– Вы ведь не скажете папе, о чем я вас попросила? – прошептала она, как школьница, нисколько не смущаясь, но не желая быть пойманной.

– Я не склонен к пересказу частных разговоров, – ледяным тоном ответил Барри, и этим Шарлотте пришлось довольствоваться.

Джеймс Миранда Барри отличался совершенно традиционным, мужским понятием о чести. Шарлотта Уолден была весьма хороша собой, пухленькая и розовая, с ямочками где следует. Барри продолжал любезничать с ней на людях, но приложил усилия к тому, чтобы никогда больше не оставаться с ней наедине на веранде и не принимать ее приглашений пройтись вдоль жасминовой рощи, полюбоваться на китайских карпов, плавающих в зеленой воде, и послушать пение фонтанов.

* * *

Но мисс Шарлотта Уолден все же вовлекла доктора Джеймса Миранду Барри в неприятности, и вот как это произошло.

Губернаторская дочка попалась на глаза капитану Джеймсу Лафлину, когда пела дуэт из Россини с одним из его ближайших друзей-военных, капитаном Уильямом Боуденом из королевского Вустерского полка.

Лафлин почти год находился в отпуске в Англии после смерти отца. Капитан был молодой человек с большим наследством. Имущество надлежащим образом разделили, сестер обеспечили, мать утешили. Вместо того чтобы откупиться от армейской службы или уйти в отставку, на чем настаивала мать, капитан Лафлин решил так и жить среди удовольствий, приключений и изысканных нарядов, только на значительно большие деньги. Поэтому он постановил вернуться в общество со всей помпой, подобающей двадцатидвухлетнему юноше, который мог пить наравне с сильнейшими и не имел причины жаловаться на свои природные достоинства. Он увидел Шарлотту, которая пела песенки и была чертовски мила. Не то чтобы перед ее пением нельзя было устоять – голос у нее был неинтересный, стиль – выспренний. Нет, дело было в том, что она вкладывала себя всю в верхние ноты, которые едва-едва брала, и при этом ее грудь колыхалась и трепетала так, что это привлекало взгляд и пленяло сердце.

Любой новый человек, встречая мисс Шарлотту Уолден, первым делом обращал внимание на ее грудь. Иначе и быть не могло: это был первый крупный предмет, попадавший в поле зрения. Грудь была бледно-розового цвета, и ее никогда не касался солнечный луч. У нее были интересные пропорции – два вулкана с глубоким ущельем посредине. Бледные склоны поднимались к скрытым вершинам, медленно кипящие, непроснувшиеся, ожидающие счастливого любовника, который мог лаской довести их до извержения.

Капитан Уильям Боуден не преминул оглядеть с птичьего полета этот прелестный ландшафт, склоняясь и целуя руку своей партнерши, при этом похвалив ее пение так вежливо, как только это было возможно без прямого вранья.

Он сразу заметил Джеймса, еще раз куртуазно поклонившись, предоставил мисс Уолден шеренге офицеров, уже собравшихся у него за спиной, и двинулся сквозь густые сплетни, хватаясь за диваны и зеленые суконные столы игроков в вист.

– Счастливчик, – пробормотал Джеймс, как только друзья оказались на достаточном расстоянии для беседы. – Какая красавица.

– Возьми несколько уроков, приведи в боевое состояние свой недурной тенор и сам сможешь вблизи рассмотреть богатства, – любезно предложил Боуден.

Уильяму Боудену дочь сэра Эдмунда не особенно нравилась. Ее пение наводило на мысли о дурном нраве и избалованности. Он любил женщин честных, доброжелательных и непритязательных. Незадолго до того он состоял в весьма успешной связи с замужней дамой, которая, к глубокому его сожалению, уже покинула колонию. Это был идеальный расклад – приятные послеполуденные пикники, музыкальные вечера… Муж, много старше жены, отличался либеральными взглядами. Раньше супруги жили в Неаполе и новую ситуацию находили совершенно итальянской. Старые девы колонии не питали такого пристрастия к южным нравам, и, когда о связи узнали, любовница Боудена подверглась решительному бойкоту в церкви. Она притворилась, что ей все равно. Но это была неправда. Боуден злился. Ему нравились женщины, которым было искренне все равно.

– Тебя представить? – спросил он у Джеймса, который по-прежнему не отводил глаз от вулканического пейзажа.

– Да. Немедленно.

Они направились сквозь переполненную гостиную обратно к роялю, тщательно избегая развевающихся шалей и сложных образцов парикмахерского искусства, которые преграждали им путь на каждом шагу. Джеймс надул грудь, эффектно заполнив свой красный мундир. Он вспотел от предвкушения.

Никакому мужчине не захочется чувствовать, что его используют, просто чтобы провести время, покуда истинный предмет интереса не вошел в комнату. Но именно это почувствовал Джеймс, и его раздражение возросло. Мисс Уолден смеялась и улыбалась всем его шуткам. Но при этом смотрела на дверь. Танцы уже начались, и он одновременно пытался увлечь ее мазуркой, которая должна была прелестно оживить ее грудь, и пресечь постоянные попытки других мужчин поймать ее взгляд, когда ее тело вдруг напряглось, как у собаки, почуявшей дичь, и все ее внимание сосредоточилось на дверном проеме.