Оба студента тоже не поняли, в чем прикол, а девушка безоговорочно наставила на гостя каретный пистолет, один из подарка Ермолова. На коротком расстоянии самое то.

– Что ж, самцы, я хотела по-хорошему, но вы сами выбрали насилие.

Небритый шайтан резко метнулся в сторону, выхватил кинжал, замахнулся на великого князя и… упал с простреленной головой. Минутой позже его горбоносое лицо превратилось в морду ящерицы с дыркой во лбу. Стреляла Татьяна отменно, навскидку и практически не целясь, но и не промахиваясь.

Мальчик спрятался за спину Заура. Василий запоздало схватился за рукоять галунной шашки, а со стороны все более и более темнеющего леса раздались неуверенные шаги, и к огню практически выпал все тот же маленький шайтан, раздетый до нижнего белья.

– Где эта поганая тфарь? Я ее сам убью, сарежу, на шашлык порублю, фолкам скормлю, а скелет продам ф рабстфо в ауле Мертфых!

После этой эмоциональной тирады он рухнул носом вниз, едва ли не в костер, но был успешно подхвачен второкурсником. На бритом затылке нового Ахметки вызрела шишка величиной едва ли не с гусиное яйцо.

– Готов, вырублен бейсбольной битой по макушке, – задумчиво предположил Барлога, принимая позу доктора Быкова, с трудом удерживаясь от того, чтобы еще и картавить для полноты образа. – Любому человеку башку бы проломило, а этот живой. Папаха спасла?

– Видать, оно так, – кивнул старый казак, и голос его построжел. – А вы-то чего спервоначалу рты раззявили? Нешто мог ихний шайтан в божий храм зайти? Да что еще и кагор освященный пить? В единый миг пеплом сгорел бы…

Гости из будущего повесили носы.

– Ладно, от хлопчики-то не местные. Христу-богу не молятся, законов православных не ведают. Но от ты-то, Танюшка! Тебе-то что глаза застило?

– А чет и вправду призадумалась, за кого из них замуж идтить…

У деда Ерошки отвисла седая борода.

– Вроде как офицерик побогаче да познатнее будет. Однако же татарин на лицо краше. Но Василий русский человек, рожден в вере православной. Да, ежели подумать, так и Заурбека крестить можно. Но тот хоть мир покажет, Санкт-Петербург, Москву да другие города русские. А энтот зато шашлык жарить обучен, на Кавказе оне все таковое умеют. Хотя так-то чо это я, за-ради шашлыка замуж выходить? Дак я ж еще Париж не видала, от уж наши девки обзавидуются… Вот и замерла в думках. А чего такого-то, дедушка?

– Да как же чего, внученька? – разомлел старик. – Неужто и впрямь чего порешила? Счастье-то какое…

– Она вас троллит, – первым прозрел все тот же Барлога, нервно поправляя на голове офицерскую фуражку. – Причем и нас тоже, самым бесстыжим образом!

– Я даже поверил на секундочку, – подтвердил его товарищ. – Некрасиво, гражданочка!

Татьяна прыснула в кулак и показала всем язык. Никто не смог удержаться от улыбки в ответ. Сердиться на нее долго и всерьез было не просто невозможно, но, пожалуй, даже опасно. Казачки – они гордые, независимые, не каждый такую рядом удержит, только по великой любви. И то дай вам бог терпения!

Ахметка пришел в себя только после того, как его же кунаки окунули маленького шайтана головой в ледяную горную речку. После чего его под руки сопроводили к костру, где он смог согреться, переодевшись в свою потертую черкеску, бешмет и высокую папаху.

Большущую голую ящерицу пострадавший грозно потребовал зажарить прямо тут, но остальные не разделяли подобной кровожадности. Хотя если б им так досталось по башке, если б их вырубили и раздели, то знаете ли… Легко судить со стороны.

– Какая фся нехорошая гадина, э? Я фам хлеб нес, фижу костер, думаю, как кунаки рады пудут, а тут бац сзади и только зфезды брызнули фо фсе стороны! – шумно возмущался маленький шайтан. – Нет, уфажаемый дедушка, фино не мое, это же кагор церкофный, нам шайтанам такое пить нельзя. Да и… – он принюхался, смешно дергая кривым носом. – Ядом отрафлено. Никому нельзя!

– Полная экспертиза, – развел руками Барлога. – Слов нет.

– Софсем нет слоф?

– Он имел в виду, что приличных нет, сплошной мат на языке, – пояснил Заур, засучивая рукава. – И да, я поддерживаю друга Васю. По-моему, кто-то там из другой галактики окончательно нюх потерял и борзеет уже не по-детски! Долго мы будем это терпеть?!

– Ну дык, что ж, татарин, пора бы и нам кой-кому пятак свинячий на затылок поворотить. Что скажете, конвойцы?

Все, включая даже пришибленного горного шайтана, дружно сдвинули брови и кивнули.

…Верховная сидела на полу, обняв колени лапками и уткнувшись носом в угол. Сестры пытались как-то ее отвлечь разговорами о погоде, о последних трендах моды самцов и самок, даже предлагали остатки холодца и немного церковного кагора. Естественно, без всякого яда.

Смена власти у нунгалиан происходила иначе, все через демократические выборы, никаких мятежей или бунтов. Тем более на межгалактическом корабле, где дисциплина была хоть и традиционно хромающая на обе ноги, но наказание за любой проступок – по всей строгости военного времени. А то, что происходило в этой экспедиции, нельзя было назвать нечем иным, как именно войной на уничтожение…

– За что они так с нами? – тихо шептала Госпожа, не уверенная даже в том, что сама себя слышит. – Разве мы враги этим высокомерным самцам? Какое плохое зло мы им причинили? Убиваем только по необходимости, забираем лишь то, что им не нужно. Мы не виноваты в том, что их примитивные технологии не способны к обработке нефтяных и газовых месторождений. Они нужнее нам. И мы не так часто навещаем землю, не более двух-трех раз в столетие. Нам хватает капсул, варвары даже не замечают пропажи хоть чего-то. Но они все равно не успокаиваются, им всего мало, они не хотят делиться, они убеждены, что эта планета должна принадлежать только им! Непостижимый эгоизм…

Низшие вполголоса переговаривались между собой о том, что в таком состоянии они Госпожу видят впервые. На самом деле проблема была куда серьезнее, чем могло бы показаться на первый взгляд. Нунгалиане практически никогда не теряли сестер.

Смертность в экспедициях всегда была максимально низкой, на уровне статистической погрешности. А тут меньше чем за неделю столько членок экипажа не вернулось с задания. Их тела даже не могли быть должным образом утилизированы, хотя бы на уровне консервов. Согласитесь, тут есть о чем задуматься.

– Я многое могу понять, – продолжала вслух жаловаться Верховная, хотя кому и зачем не понимала даже она сама. – Могу понять и принять гибель одной сестры. Ну двух. Но трех-четырех-пятерых-шестерых… и эти