Не успел довольный Самад сложить в голове некую аллегорию о противостоянии гибкого восточного тростника и упрямого западного дуба, как налетел новый порыв ветра: толкнул его в бок, рванулся к рамам, играючи вышиб стекло и подчистую вымел из кухни всю утварь. Огретый по уху пролетавшим мимо дуршлагом, Самад покрепче прижал к груди книгу и припустил к машине.

— Ты чего уселась за руль?

Алсана вцепилась в «баранку» и сказала Миллату, глядя в стекло заднего вида:

— Кто-нибудь скажите моему мужу, что машину поведу я. Как-никак я выросла у Бенгальского залива. Мне не раз приходилось видеть, как моя мать пробиралась на автомобиле сквозь бурю, в то время как мой будущий муж с выводком школьных дружков-педиков развлекался в Дели. Так что он займет пассажирское кресло и без моей команды не пикнет.

Со скоростью 5 километров в час Алсана ехала по пустому темному шоссе, со скоростью 175 километров в час ветер безжалостно таранил крыши высоченных зданий.

— Так вот, значит, какая эта Англия! Не за этим я сюда ехала. Никогда больше не стану слушать мистера Краба.

— Амма, его зовут мистер Лобстер.

— Теперь и навсегда он для меня Краб, — с мрачным видом отрезала Алсана. — Плевать на Би-би-си.

Свет у Арчи вырубился, но в хозяйстве Джонсов имелось все необходимое на случай любых катастроф — от приливов до ядерного взрыва; к тому моменту, когда прибыли Икбалы, дом был освещен десятками газовых ламп, садовых фонарей и ночников, входная дверь и окна наспех укреплены фанерой, а ветви садовых деревьев собраны и подвязаны.

— Главное — все предусмотреть, — провозгласил Арчи, открыв дверь отчаявшимся Икбалам с пожитками в руках, эдакий властелин королевства «Сделай сам». — О своих нужно заботиться, верно? Я не в упрек, не подумайте, я хотел сказать: ветер мне нипочем. Разве я не говорил тебе, Икбал, говорил ведь миллион раз: проверь несущие стены. Если с ними хоть малость чего не так — все, ты пропал, приятель. Ну и вот. А у тебя даже пневматического гаечного ключа — и того нет. В этом и суть.

— Да-да, замечательно, Арчибальд. Можно мы войдем?

Арчи попятился.

— Конечно. Сказать по правде, я ждал, что ты приедешь. Ты же дрель от отвертки не отличишь, Икбал. В теории ты силен, а вот на практике… Проходите наверх, только осторожно, там ночники — здорово придумано, да? Привет, Алси, ты, как всегда, неотразима, привет, Миллат, паршивец. Итак, Сэм, выкладывай: каков ущерб?

Самад послушно перечислил разрушения.

— Дело не в окнах, они что надо, сам вставлял. Это рамы. Небось на раз повылетали из этих хлипких стен.

Самад был вынужден с ним согласиться.

— Самое худшее еще впереди, помяни мое слово. Ладно, сделанного не воротишь. Клара и Айри на кухне. Мы зажгли бунзеновскую горелку, скоро жратва подоспеет. Как бушует-то, а? Телефон не работает. Электричество тоже. Никогда такого не было.

На кухне царило неестественное спокойствие. Клара помешивала бобы, тихонько напевая мелодию из «Солдат Буффало». Айри, склонившись над блокнотом, самозабвенно писала типичный дневник тринадцатилетнего подростка:

20:30. Пришел Миллат. Красавчик, конечно, но такой несносный! Джинсы, как всегда, в облипку. На меня и не смотрит (разве что КАК НА ДРУГА). Я влюблена в идиота (глупо!). Вот бы ему мозги, как у братца… мечты, мечты. Детская любовь и детская пухлость — увы и ах! Буря не утихает. Ну все, надо идти. Допишу как-нибудь потом.

— Приветик, — сказал Миллат.

— Приветик, — сказала Айри.

— Кошмар, да?

— Ага, с ума сойти.

— У отца нервный приступ. Дом в клочки разнесло.

— Еще бы. Мы здесь тоже на ушах стояли.

— Хотел бы я знать, что бы вы без меня делали, молодая леди, — заметил Арчи, вгоняя очередной гвоздь в какую-то фанеру. — Это самый защищенный дом во всем Уиллздене, так-то. Даже не скажешь, что за окном буря.

— Да, — протянул Миллат, успевший бросить прощальный взволнованный взгляд на апоплексические деревья в раме, пока Арчи окончательно не заколотил небо деревяшками. — В том-то и беда.

Самад схватил его за ухо.

— Не наглей, парень. Мы знаем, что делаем. Разве ты не в курсе, в каких нам с Арчибальдом довелось побывать передрягах? Для того, кто впятером теснился в танке в самой гуще сражения, каждую секунду рискуя жизнью среди пуль, едва не чиркающих о задницу, и в этих немыслимых условиях умудрялся брать в плен врага, — ураган, доложу я тебе, просто тьфу, мелочь. Он может пережить… да, да, безумно смешно, — промямлил Самад, заметив, что дети и жены как один симулировали нарколепсию. — Кто будет бобы? Подставляйте тарелки.

— Опять за свое, — сказала Алсана. — Веселенький у нас будет вечер, если старая боевая кляча примется за свои россказни.

— Давай-давай, Сэм, — подмигнул ему Арчи. — Расскажи нам историйку о Мангале Панде. Вот смеху будет!

— О не-е-ет, — взмолилась вся честная компания, тыкая ребром ладони в горло и хрипя.

— Жизнь Мангала Панде, — возмутился Самад, — не повод для смеха. Он соль жизни, отец современной Индии, большая шишка в истории. Где бы мы без него были?

Алсана фыркнула.

— Большая и толстая дырка от бублика. Каждый дурак знает, что большая шишка у нас Ганди. Или Неру. Может, еще Акбар,[58]но он горбатый и носатый, мне он никогда не нравился.

— Черт побери! Что за чушь ты несешь, женщина! Что тебе про это известно? Проблема: бал правит рыночная экономика, реклама и права на экранизацию. Вопрос: захотят ли белозубые красавцы-мужчины сыграть тебя, и так далее. У Ганди был мистер Кингсли — браво! — а кто возьмется за роль Панде? Панде куда как менее красив, верно? Слишком индийская внешность, большой нос, широкие брови. Потому-то я вечно донимаю вас рассказами о Мангале Панде. Вывод: если не я, то кто же?

— Слушайте все, — сказал Миллат, — я изложу вам краткую версию. Прадед…

— Для тебя прапрадед, глупыш, — поправила Алсана.

— Не важно. Решил отыметь англичан…

— Миллат!

— …хорошо, поднять восстание против всех этих Джеков-Джонов, обкурился до чертиков, пальнул в капитана, промазал, выстрелил в себя, промазал — тут и виселица наизготовку…

— Наготове, — машинально поправила Клара.

— Наготове или наизготовку? Пойду принесу словарь. — Арчи отложил молоток и слез с кухонной стойки.

— Да неважно. Конец. Скуш-но.

Тут мамонтово дерево — типичный представитель флоры Северного Лондона, которое, выпустив из ствола три скромных кусточка, в итоге отращивает роскошную крону, приют для целой диаспоры сорок, — это дерево вдруг вырвалось из собачьего дерьма и бетона, сделало нетвердый шаг и рухнуло в обморок; проломив водосток, раму, фанеру, разбив газовую лампу, ствол приземлился на то место, где только что стоял Арчи.