Хуру-Гезонс повелительным жестом указал на двухэтажную развалюху, чуть менее гнилую, нежели прочие, и приказал:

– Туда, братья!

Гусеница армии вползла под своды сарая. Первый этаж представлял собой одно просторное помещение с земляным полом. В углах и возле стен виднелись груды мусора, в которых кто-то копошился. Вместо второго этажа по периметру здания шла ограниченная перилами галерея. К ней вели две широкие лестницы, одна провалившаяся, вторая как будто целая. На галерею выходили двери каких-то комнат, однако забираться туда, чтоб уединиться от гоблинского стада, было страшновато.

– Почему в этой части города так безлюдно? – спросил я у оказавшейся рядом Зийлы.

– Тут находился мэллорн, по которому прибывали первопоселенцы с континента. Видел, сколько здесь бараков вроде этого? В них и селились наши отважные предки. После того как Древо вдруг сгнило и обрушилось, гоблины стали покидать это место. Говорят, из-под гнилых корней мэллорна полезла разная нечисть. А те гоблины, кто долго жил поблизости, стали понемногу превращаться в животных или заражаться гадкими болезнями. И дети перестали рождаться…

– Идиотские суеверия! – отрезал возникший рядом тысячник Боксугр. – Их насаждают киафу, чтоб держать народ в невежестве. Тебе, десятник, я прощу болтовню, поскольку ты женщина. Но это в последний раз. Сейчас отправляйся к командарму, он будет проводить совещание. – Тысячник обернулся ко мне: – А ты, солдат, лишается двухдневного жалованья.

– За что?

– За распространение панических слухов.

– Но ведь я…

– Трехдневного!

– Есть трехдневного! – сказал я уныло. – Разрешите идти?

– Вали, – милостиво позволил Боксугр. Он следил похотливым взглядом за ягодицами удаляющейся Зийлы, и все остальное перестало его интересовать.

Лавируя между лежащими вповалку гоблинами, я побрел искать место, чтоб устроиться для отдыха. После такой жуткой ночи сил не оставалось ни на что. Мне хотелось рухнуть где попало, закрыть глаза и спать. Плевать, что кругом целыми табунами носятся насекомые вроде крупных клопов, возможно, ядовитые или кровососущие. Плевать, что главный клоп, проклятый лжепогонщик Квакваса, обретается где-то поблизости и вынашивает злобные замыслы. Совершенно до лампочки, что сейчас, в этой неразберихе, самое лучшее время для того, чтоб улизнуть из гоблинской армии. А потом с триумфом явиться к начальству и преподнести мятежников на блюдечке с золотой каемочкой. Плевать. В конце концов, везде успевает лишь тот, кто никуда не спешит. Поэтому и заложить Черного Шамана с его воинством можно позже, хорошенько отдохнув.

Последняя мысль показалась мне настолько разумной, что я поспешил поделиться ею с привалившимся к стене Заком.

– Слышь, солдат, что если мы повременим удирать отсюда?

– Дезертировать собрался, мужик? – сквозь сон пробормотал орк. – А как же задание? Верность воинскому долгу? Суточные? Не ты ли мечтал прикончить Шамана?

– Вот и я говорю, сначала передохнем, а там уж – ходу. Сейчас ноги не идут.

Серый от грязи орк ничего на это не ответил, а когда я подтолкнул его локтем, кулем повалился на земляной пол барака и тут же захрапел. Его трубные рулады органично вплелись в сопение, пыхтение и похрапывание остальных бойцов таха. Лишь с той стороны, где разместилось командование, доносились резкие крики. Это тысячник Боксугр руководил самыми неудачливыми подчиненными. Бедолаги, вместо того чтобы спать самим, сооружали постель для Черного Шамана и других начальников.

– Все как всегда, – пробурчал я, устраивая голову на тощем вещмешке. – Пока русские предаются философским размышлениям, американцы давно делают дело. А дикие гоблины…

Договорить я не сумел. Меня как будто сунули в мягкий непрозрачный мешок и бросили в бездонный колодец. Падая, я с облегчением выключился.

К сожалению, у колодца все-таки было дно. Я шмякнулся об него боком, довольно чувствительно, притом три раза подряд. Разлепив веки, я обнаружил, что роль дна с успехом исполнил ботинок бывшего сотника Рожа. Похоже, толстый мерзавец не желал долго оставаться рядовым, а потому замыслил вернуть себе хотя бы младшее офицерское звание.

– Подъем, человечье семя! Хватит спать! Живо на построение! Великий Хуру-Гезонс сейчас будет говорить речь!

Судя по влажной духоте, которая наполнила «казарму», и слепящему цвету неба, что виднелось сквозь дыры в потолке, день едва перевалил за середину.

– Наср! – ругнулся я, как истинный туземец, и попытался стукнуть Рожа кулаком. Движения после сна были вялые, и бывший сотник без труда увернулся. Тогда я подтянул к себе арбалет, доставшийся мне в наследство от покойного Джадога, оперся на него и встал. Потом пощелкал предохранителем и хмуро взглянул на Рожа. Тот забеспокоился уже всерьез и юркнул в толпу соратников, напоследок крикнув: «Пошевеливайся!»

Боялся он зря. Стрелять сейчас я поостерегся бы. Но, с другой стороны, вес у арбалета был приличным. Если двинуть хорошенько по башке…

Черный Шаман успел за время отдыха собраться с духом и впрямь намеревался выступить перед армией. Он вскарабкался на помост, который давеча служил ему кроватью, и принял величественную позу с отставленной в сторону ногой. В руке командарм держал неизменный жезл, а раскраска на роже была вдвое страховидней, чем обычно. Особенно решительно торчала резная кость в его носу. Стоящие рядом телохранители-орки и тысячник Боксугр тоже преисполнились важности момента. Они воинственно скалили зубы, надували щеки и вообще вели себя, как самцы-гориллы в брачную пору.

Потрепанное войско таха, повинуясь командам десятников, мало-помалу выстроилось вокруг вождя. В этот раз я сумел занять удобное местечко в последнем ряду. Для этого мне пришлось активно поработать локтями и даже поорать. С большим удовлетворением я выяснил, что смысл русских ругательств гоблины понимают без перевода.

Пользуясь отвоеванной скрытной позицией, я занялся исследованием арбалета. Очень скоро выяснилось, что к стрельбе оружие абсолютно непригодно. Каждый выстрел мог стать роковым для хозяина – ржавая спусковая пружина грозила выбить глаз. Зато оптический прицел, очень похожий на тот, что я потерял на Земле, был целехонек. Лишь в лазерном целеуказателе отсутствовала батарейка да у винта вертикальной юстировки оказалась сорвана резьба. Поразмыслив, я отсоединил прицел и сунул в карман. Пригодится.

Заку повезло куда меньше. Он очутился в первой шеренге, прямо напротив помоста, и теперь ему приходилось стоять по стойке «смирно», поедая командование преданным взглядом.

Черный Шаман вскинул жезл над головой и начал выступление. В войске имелось приличное количество наемников, которые плохо понимали язык таха, поэтому говорил он, как обычно, по-эльфийски.

– Братья мои, мои солдаты! Храбрейшие из храбрых! Ликуйте, ибо мы ворвались на крыльях ярости в город, где трусливо прячутся от народного гнева подлые киафу. Первый этап завоевания Ксакбурра блестяще завершен.