Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нету, – пробормотала Рая. – Хотя, минутку, я же код знаю…
Она набрала цифры на панели, калитка в воротах открылась.
– Спасибо, – печально, уголками губ улыбнулась Маша. – А я тут стою и не знаю, что дальше делать… Простите, а вы тут живете?
– Ну-у, наверное… – выдавила из себя Рая.
– А вы всех жильцов тут знаете? Видели Богдана Дорожкина из первого подъезда? Как он? Я к нему как раз направляюсь… Не хотелось бы сюрпризов.
– Да он вроде бы неплохо, – промямлила Рая, уже ненавидя себя, свою неспособность быстро собраться в неловкой ситуации.
– Понятно, – усмехнулась Маша и быстрым шагом обогнала ее, направляясь к нужному подъезду.
И что оставалось делать Рае? Идти вслед, затем в подъезде войти в лифт, подняться с Машей на нужный этаж, затем увидеть удивленное лицо Богдана… Тот ждал Раю, а придут они двое!
«Минутку… а если Богдан ждет ее и сам позвал к себе! – озарило вдруг Раю, но она тут же смешалась. – Нет, он бы предупредил меня, и вообще… Он бы сообщил ей код от ворот! Эти ворота – вечная проблема дома… Она сказала: «Не хотела бы сюрпризов», когда спросила о Богдане. Значит, она еще не видела его и ничего о нем не знает. Как странно. Вчера Олег мне написал о Маше, сегодня я вдруг встречаю ее. Хотя чего странного, это наверняка проделки моего бывшего муженька! О, он тот еще интриган… – Рая истерично расхохоталась. – Он тоже написал ей, дал адрес Богдана. Ну, а меня лишил возможности противостоять ей, когда рассказал о ее тяжелой жизни!»
Тем временем Маша уже вошла в подъезд вслед за какой-то пожилой дамой. Было поздно бежать за ними, – да и смысл?
Рая не хотела присутствовать при первой после долгой разлуки встрече Маши и Богдана. Не хотела стоять перед ним рядом с Машей, пока он переводит взгляд с одной на другую… Возможно, сравнивая их обеих.
Словно выбирая.
Некоторое время Рая колебалась, раздумывая, затем направилась прочь.
Вся эта ситуация казалась ей невозможной, унизительной – именно для нее. Она никак не хотела становиться участницей встречи Богдана и Маши. Ну что она будет делать при этом – улыбаться неловко, слушать объяснения Маши, ловить потерянный взгляд Богдана… Ведь даже Олег в курсе, что этих двоих, Машу и Богдана, связывала когда-то любовь.
И теперь эти двое свободны. Ну а что, разве Богдан не свободен? Он же ни с кем не связан узами брака… Да, у Раи и Богдана вполне серьезные отношения, но они пока не семья…
Рая шла, не понимая, куда она идет и зачем.
* * *
В дверь позвонили.
Богдан открыл дверь сразу же, даже забыв поглядеть в «глазок», потому что знал, что с минуты на минуту должна была прийти Рая. В том, что это именно она позвонила, он даже не сомневался.
Распахнул дверь и замер – показалось, будто привидение увидел. На пороге стояла… Маша. Маша Гречихина. Машка…
– Видел бы ты свое лицо сейчас, – добродушно произнесла Маша (это все-таки была она, девушка из его прошлого, никакой не призрак). – Ну да, эмоции бесценны… Мой сюрприз того стоил. Привет, Даня.
– Привет, Маша.
– Что, ты так и оставишь меня на пороге?
– Проходи, только… – Он смешался, потом махнул рукой. Тут уж ничего не поделать, все равно придется объясняться с Раей.
– Ты не один? Ты кого-то ждешь? – настороженно спросила Маша. Богдан помог ей снять пальто. Под черным пальто у Маши было длинное черное платье.
– Как ты нашла меня?
– Да в наше время это не проблема… Дай посмотрю на тебя. – Маша взяла его плечи своими тонкими, словно птичьи лапки, руками, развернула к свету. Жест достаточно бесцеремонный и в то же время какой-то интимный, что ли… Потому что Богдану стало неловко.
Маша и изменилась с годами, и нет. Ее внешность стала более утонченной, изысканной. Очень худенькая, кажется, даже истощенная, огромные глаза. Золото волос. Эльф, а не женщина.
– Ты смешной, – сказала Маша, вглядываясь в Богдана и при этом хмурясь. – Настоящий мужчина. Кажется, даже выше стал, шире в плечах. И эти волосы… – Она провела пальцами по его волосам. – Эта моднючая-премоднючая бородка! А я? Что ты обо мне скажешь?
– Ты как вино – только лучше с годами, – вполне искренне ответил он.
– Так ты ждешь кого-то?
– Да, жду гостей, – неопределенно ответил он. – Ну, ничего страшного, познакомишься. Ты хочешь чаю, кофе? Садись. – Он усадил ее на диван, прикатил с кухни столик с чашками, чайником.
– Я сама… У меня свой метод, свой рецепт чаепития. Ты будешь, да? – Она налила чаю. Пока Маша хозяйничала, Богдан с недоумением наблюдал за ее руками. У него была слабость к женским рукам, он всегда в первую очередь обращал на них внимание.
– Расскажи о себе, Даня.
– Лучше ты о себе расскажи, Маша… Я слышал, мама умерла?
– Да, давно. Ее иногда перепечатывают, книги выходят, мне кое-что платят как наследнице.
– Муж? Дети?
– Муж умер, я вдова, Данечка. У меня сынок, Елистрат, и он… ну, он не очень здоров. Ему шесть, но это славный мальчишка… – Она улыбнулась так, словно собиралась заплакать.
У Богдана сжалось сердце. Инстинктивно он ожидал чего-то подобного. Мама всегда опасалась Маши, говорила, что та – тридцать три несчастья, и от таких людей надо быть подальше. Помнится, в детстве и юности Маша вечно чем-то болела, ломала руки и ноги, у нее носом то и дело шла кровь, она вечно все теряла и сама терялась в череде почти ежедневных неприятностей…
– Ты все там же живешь?
– Ну как сказать… Мама мне в свое время купила квартиру. А ту, в которой мы жили с мамой, пришлось продать.
– Жалко, – вырвалось у Богдана.
– Не то слово. Столько комнат… Если помнишь, ее дедушке дали от Союза писателей где-то в 60-е годы прошлого века. У нас вся семья – писатели, одна я не пойми кто.
– Ты работаешь? – спросил Богдан.
– Нет. Ну какой из меня работник сейчас… – пожала она узкими плечами, отпивая из чашки. – Даня… ты меня вспоминал? – вдруг подняла она голову.
– Да.
– Ты жалеешь, что мы расстались?
– Теперь нет.
– А я все время жалею, каждый день жалею. Почему мы расстались, ты помнишь?
– Потому что мы все время ссорились… – Он вздохнул, наклонил голову, потом засмеялся. Хотел добавить: «Потому что мне все время приходилось спасать тебя!», но не стал это говорить – слишком жестоко бы прозвучало. «Но это правда. Я всех старался спасти. Машу, Варю, Люду. Все, что было у меня, – это не про любовь, оказывается. Совсем не про любовь, мама оказалась права… Она говорила мне б этом, а я не хотел ее слушать. Она мне говорила – думай о счастье для себя, а не о счастье для других. А мне это казалось так низко – думать о себе. Я хотел изменить мир к лучшему, я хотел сделать людей счастливыми… Это так благородно и красиво. Но правда в том, что никого насильно не осчастливишь, – только ты сам себя. И если каждый позаботится о своем счастье, то и мир станет лучше. Наверное, все беды в мире, войны и революции – от желания сделать мир лучше и дать людям счастье. А счастье нельзя взять или дать. Счастье – это дар».