Кнар снялся с якоря и пошёл на юг вдоль неизвестной земли, пристав к берегу только через день. Надо было наполнить бочки пресной водой, а кто-то рассмотрел впадавшую в море речушку. Берег в том месте, по счастью, оказался низкий, но всё равно высадка заняла целых полдня. Отец Целестин на землю сойти не решился. Пришлось бы сначала прыгать в воду, а она тут была холоднее льда. Отправленные за водой хёрдманы в любом случае утверждали, что отморозили себе всё, что можно… Ещё спустя два дня, минуя череду небольших островков, «Звезда Запада» снова вышла на простор океана, а берег гигантского острова сперва свернул на запад, а затем и на север, оставшись позади корабля.

Перед Торином встал вопрос: «А дальше куда?» Созвав небольшой совет, куда вошли все участвовавшие в исландском приключении, не исключая Гунтера, а также мрачный Олаф, конунг предложил вести корабль точно на запад, пока не покажется земля.

— Я тут по звёздам кое-что посчитал… — проговорил отец Целестин, обводя взглядом Юлия Цезаря, узревшего войско Версингиторикса, океанскую гладь на юге и западе. — Точно не скажу, но, по-моему, мы сейчас должны быть лишь чуть к северу от места, где в Норвегии располагается Вадхейм-фьорд. Лиг на десять, самое большее.

— Ну и что? — спросил Видгнир. — Один… гм… — Он мельком взглянул на Олафа, но старый викинг промолчал. Кое-какие обрывки разговоров конунга дали ему понять, что Торин встречался с богами. И нечего удивляться тогда. Видгнир продолжил:

— Один говорил, что надо идти на закат, а потом опять на юг вдоль берега. Хёгни сказал, что дотуда всего дня четыре…

— Один, значит? — негромко произнёс Гунтер. В его глазах появился странный блеск. — Слушайте, а если… Если у Одина и спросить?

— Чего? — удивился монах. — Как?

Гунтер улыбнулся, быстро спрыгнул вниз, порылся под кормовой палубой, затем рванул к мачте — туда, где топтались, пережёвывая сено, лошади и были привязаны с десяток живых куриц. Никто и глазом моргнуть не успел, как германец опять стоял перед конунгом, держа в одной руке жертвенный нож, а другой сжимая лапы трепыхавшемуся пёстрому петуху.

— Вот. Теперь понятно? — Поросшая рыжей щетиной рожа Гунтера светилась довольством от сознания собственной значимости. — Раньше я приносил жертвы Вотану и гадал на жертвенной крови. Попробовать? Тогда всё получалось!

— Ну давай… — пожал плечами Торин. — Только ты, того… Беды не накличь.

Отец Целестин, даже не пытаясь протестовать, со стоном убежал на нос корабля, не желая присутствовать при языческом обряде. Господи, ну почему им попросту не повернуть кнар на запад? Ну зачем кровь проливать, пусть даже и не человеческую? Птичку опять же жалко…

Монах бормотал молитвы, но любопытство было сильнее, и краешком глаза он всё-таки посматривал на корму, где Гунтер уже раскидывал гадальные прутики, гнусаво напевая мольбы к Вотану. Отцу Целестину приходилось читать, что гадание на жеребьёвых палочках или дощечках с вырезанными рунами свидетельствовали ещё древние римляне у германских племён, живших в пограничных с Империей областях. Да и предсказания на жертвенной крови у племён варваров впервые зафиксированы в римских хрониках ещё в первом веке по Рождеству Христову. Считай, восемьсот лет прошло, а мерзкие обычаи так и не изжились. И куда, чёрт бы их побрал, христианские короли и епископат смотрят? Почему язычество калёным железом не выжигают? «Ну ничего, — со злорадством и в то же время с неясной грустью думал монах. — Ещё сто, ну двести лет, и святой Крест утвердится во всех землях. И в Гардарике, и в Норвегии… Может быть, и там, куда мы плывем. Там же тоже люди живут. Только бы Крест принесли туда добрые христиане, а не такие, как эта вонючка Гонорий, к примеру. А глядишь, если Чашу Трудхейм достанем, то Истинный Свет во все миры принести можно будет. Такой подарок святому нашему Папе к стопам положить?!»

Отец Целестин совсем замечтался и не заметил, как истошно кудахчущий петух вдруг примолк, а Гунтер, держа обезглавленную птицу на вытянутой руке, быстро обернулся вокруг своей оси, разбрызгивая кровь по палубе. Тотчас же ударил неожиданный порыв ветра, и германец выронил птицу. Воля богов свершилась.

Дружинники, внимательно и тихо наблюдавшие за действиями Гунтера, изумлённо загудели, а отец Целестин, встрепенувшись, бросился к корме кнара посмотреть, что же произошло.

На море стоял полный штиль, парус корабля был свернут, и «Звезда Запада» практически стояла на месте, повернувшись кормой к едва видневшимся вдали клочкам суши у южной оконечности острова-гиганта. Взявшийся ниоткуда очень короткий порыв ветра размазал упавшие на выбеленные доски капли крови подобно узким алым стрелам. Все они указывали в одну сторону — почти точно на юг, лишь с небольшим уклонением к закату. Жертвенный, украшенный рунами нож, брошенный Гунтером, лёг остриём точно в том же направлении.

— В любом случае попадём просто южнее, чем нужно, — разводя руками, пробормотал отец Целестин, понимая, что сейчас спорить с конунгом бесполезно. Ну обстоятельства так сложились, а он, конечно, уверовал в волю Асов…

— Парус ставь быстро! — Торин принял решение мгновенно, не обращая внимания на совершенное безветрие и удивительно спокойное море.

Полотнище поползло вниз, едва колыхаясь. Проворная молодёжь во главе с Видгниром увязала нижние концы паруса к краям отходивших от бортов штанг. Как ни скептически был настроен отец Целестин, демонстративно слюнявивший палец и выставлявший его перед собой, дабы уловить хоть слабое дуновение, случилось то, что ожидали Торин и его дружина. Плотное белёное полотно выгнулось лебединой грудью, и ладья, чуть качнувшись, разрезала килем зелено-голубую воду, по которой пробежала лёгкая рябь. Отцу Целестину послышался чей-то ехидный смешок. Чей?

«Вы по своей надменности тщеславитесь: всякое такое тщеславие есть зло»[12], — ни к селу ни к городу припомнил отец Целестин и, смутившись, сел на свою скамейку, старясь не смотреть на Гунтера, которого распирало от гордости. Сам конунг послушал его, не кто-нибудь!

И снова день — ночь, день — ночь… Погода испортилась за прошедшие десять суток всего пару раз. Нагнало туч, полил дождь, сверкнули единожды ночью и молнии, но отчего-то гроза прошла стороной. Торин и Олаф на внезапную непогоду и внимания не обратили. Подумаешь, да разве в настоящем шторме не бывали? А сейчас и не шторм вовсе, а так… Вот то ли дело в Северном море!

Днями скучающий отец Целестин либо записывал в свой дневник впечатления от похода, которых пока, к счастью, было не так много, либо же читая вслух дружине Евангелие и отвечал на нескончаемые вопросы несколько заинтересовавшихся (опять же со скуки) вояк. Не все они касались событий в древней Иудее — викинги больше хотели узнать о богатых странах Аравии и Индии. Монах выкладывал всё, что знал, и его лекции нравились вадхеймцам не меньше, чем когда-то Торину, Видгниру и Сигню. К вечеру он, бывало охрипнув окончательно, пытался пойти спать, но его не отпускали и продолжали выспрашивать: