Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За пару стаканов портвейна очередной собутыльник, по виду недоучившийся пэтэушник», поведал, что кумарят и «торчат» тут многие. Особенно в «обаме». А что это за «обама», пояснил: «Барак у нас тут есть, деревянный, двухэтажный с аварийными балконами. Там всякая рвань, пьянь, и кто после зоны – все там живут... Кто-то сказанул: «Барак – Обамы». Так и стали называть в честь президента Америки...»
Если бы американский президент имел честь посетить это строение, названное его именем, наверняка у него бы возникли ассоциации с эпохой рабовладения, войной между Южными и Северными Штатами и отменой рабства. В российском варианте «Хижина дяди Тома», описанная Гарриет Бичер-Стоун, представляла прямоугольный двухэтажный дом, выложенный из бревен, почерневших то ли от времени, то ли от такой жизни его обитателей. Достался он в наследие нынешним жильцам от проклятого царизма и подлатывался в основном за счет железной дороги, вернее бесхозных шпал, долговечных, со стойким духом креозота. И крыльцо здесь, точнее, ступени, тоже выложили из шпал. Входную дверь в барак тоже можно было бы отнести к реликтам эпохи застоя. Судя по дыре на месте замка и отсутствии ручки, здесь давно расстались с надеждой ее запирать.
Наумов и Лагода вошли в длинный коридор, по обе стороны которого тянулись коммуналки. С собой они прихватили пару бутылок водки, буханку хлеба, кило чайной колбасы и для ассортимента – пару банок кильки в томатном соусе. У них было три варианта коммуникативного знакомства.
«Братан, (девушка), не скажешь, где живет Михалыч? – например, вопрошал Наумов. – Фамилия его... кажется, Смирнов...» Дальнейшее развитие сюжета предполагало коротание времени перед «отъездом на вокзал» у какого-нибудь гостеприимного хозяина коммуналки.
По второму варианту пришельцы искали место для ночевки за выпивку с закусью или за символическую плату.
И, наконец, третий вариант был крутой, проще говоря, бандитский, с наездом, что в среде бывших зеков-постояльцев вызывало «понятливое» уважение. По этому блиц-сценарию вызывали «смотрящего» по бараку и делали жестокую «предъяву» с понтами и демонстрацией огнестрельного оружия, «гнали» про бесконтрольную торговлю наркотой, отстежку в воровской общак, с обещаниями, если что не так, спалить барак, и всем – братская могила...
Тут дверь одной из коммуналок с шумом распахнулась, вышел мужик в шортах и футболке, не закрывающей пупка на объемном животе. Из глубины комнаты послышался на одной истеричной ноте женский голос. Мужчина флегматично отсек его, с грохотом захлопнув за собой дверь. Он вышел покурить.
– А скажите, уважаемый, кто у вас тут дурью мается? – спросил у него Лагода.
– Все тут маются, – ответил мужчина и, показав на свою дверь, добавил: – Зайди, и в наглядном виде получишь.
Лагода приоткрыл дверь, заглянул.
В глубине комнаты у гладильной доски стояла хмурая худосочная женщина с обвисшей грудью, на доске перед ней громоздилась батарея пустых бутылок, на которые хозяйка, видно для просушки, надевала полиэтиленовые пакеты.
– Здравствуйте, – сказал Лагода.
– Вам кого? – резко спросила женщина, не прекращая процесс.
– Вы не подскажите, где живет Васильченко? – назвал Лагода первую пришедшую на ум фамилию.
Женщина моментально ответила:
– Нет у нас таких.
Лагода извинился и закрыл дверь.
А Наумов, кивнув на товарища, тихо сказал мужику:
– Слышь, братан, конкретная дурь нужна, друган мучается, ломка у него... Не знаешь, где прикупить можно?
Мужик брезгливо посмотрел на Лагоду, покачал головой:
– Есть тут у нас один наркоша, в конце коридора последняя дверь слева.
– А как звать его?
– Филька.
Наумов поблагодарил, взял под локоть товарища, повел «в адрес».
Стукнули в дверь, вошли. Оказались в типичной берлоге опустившего человека: минимум предметов быта, пустые бутылки, консервные банки, переполненные окурками, и единственная ценная вещь на столе – электроплитка, с которой даже конченный наркоман не расстается, чтобы готовить дозу.
Хозяин сидел на кровати, в глазах его отражалась вселенская пустота.
– Братишка, – доверительно спросил Лагода, – у тебя стаканы есть? Черепок срочно поправить надо.
А Наумов молча выставил на стол бутылку водки и закуску.
– Вот на подоконнике, – ответил Филька.
И в его глазах отразились проблески разума.
Бутылку осушили в течение пяти минут, после чего напарники получили у Фильки адрес барыги – сбытчика «герыча», «кокса», травки и прочей дури. Кличка у него была «Мокрота» и жил он неподалеку в частном домике.
* * *
В адрес поехали на следующий день, с усилением. В экипаже, кроме Лагоды и Наумов, были Родин, Приходько и Корытов.
Иван напоследок придирчиво осмотрел Ломку и Нарика, достал коробочку с серой пудрой, добавил ребятам теней под глазами, оценил:
– Ну, видик у вас соответствующий. А следы уколов не забыли сделать?
– Обижаешь, командир, – хмыкнул Лагода. – Весь в дырках, как сито.
Напарники задрали рукава, показали следы от «уколов».
– Весь на измене, – добавил Наумов.
– С богом! – напутствовал их Родин.
* * *
Они открыли калитку, вошли в маленький дворик, постучали «условным» стуком. Через пару минут дверь чуть приоткрылась. Выглянул маргинального вида парень лет тридцати.
– Ты – Мокрота? – хрипло спросил Лагода.
Хозяин подозрительно смерил взглядом пришельцев.
– Для кого Мокрота, а для кого – и «сушняк».
Лагода, натурально изобразив дикое нетерпение, чуть не простонал:
– Слушай, братан, дурь нужна.
– Я тут при чем? – грубо отреагировал Мокрота.
– Ты чего – зверь? – включился Наумов. – Мы от Фильки. Еле добрались, три дня колбасит.
Лагода для убедительности задрал рукав со следами «уколов».
– Смотри, все без понтов... Чего, не видишь, ломает меня! Мозги вылазят!
– Ладно, – буркнул хозяин. – Чего надо?
– Кокс, герондос, чего есть, – торопливо произнес Лагода.
– Давай бабло.
Лагода протянул несколько приготовленных купюр.
– На все.
Мокрота исчез за дверью.
* * *
За развитием ситуации Иван наблюдал в бинокль. Увидев, что барыга принял деньги, удовлетворенно произнес:
– Есть! Зацепил. Готовность номер один.
* * *
Мокрота вынес наркоту в полиэтиленовом пакете, оглянувшись по сторонам, показал содержимое.