Более того, эффекты массовой мобилизации вышли далеко за пределы фискальной сферы. Она преобразовала то, что можно было назвать правыми вооруженными силами, в народную армию с массовым призывом и добровольцами. Всего из населения численностью 6,3 миллиона человек через военную службу прошли 400 000 мужчин. Совместная служба в армии и гражданская служба помогли преодолеть существовавшее недоверие разных слоев населения и поощряли командный дух и зависимость друг от друга. При этом условия службы были довольно суровыми: в общей сложности инвалидами в результате ранений и несчастных случаев осталось 50 000 военных. Нормированное распределение товаров также послужило критическим средством стирания межклассовых различий. Таким образом, война способствовала гомогенизации и развитию гражданского общества. Как выразился Джон Гилмор в своем выдающемся исследовании военной Швеции, страна

В этом смысле Швеция действительно испытала мощный эффект военной мобилизации, давший толчок для последующего развития в сторону социального государства. В более долгосрочной перспективе опыт военных лет, как предполагается, имел еще и более широкое идеологическое влияние: представление о Швеции как о небольшой стране, спасенной от войны благодаря коалиционному правительству и общественному согласию, способствовало формированию идеала солидарного общества, поддерживаемого социальным государством с политикой перераспределения[217].

Послевоенную политику определяли образованная в военное время система налогообложения и общее впечатление населения о войне. В 1944 году, когда война уже близилась к концу, социал-демократы вместе с конфедерацией профсоюзов разработали программу по выравниванию доходов и богатства посредством прогрессивного налогообложения. Это было частью повестки социал-демократов, согласно которой

Проект бюджета на 1947 и 1948 годы предполагал расходы вдвое больше тех, что позволял довоенный уровень поступлений. Хотя некоторые из расходов были связаны с военным долгом, немалая их часть приходилась на социальное обеспечение. Налоги чуть уменьшились с военного максимума, но сокращение подоходного налога компенсировалось повышением налога на богатство и наследство – таким образом, налоговое бремя сдвигалось в сторону богатых. Министр финансов из социал-демократов Эрнс Вигфорс признавал, что налог на наследство повредит крупным состояниям, указывая в качестве модели на Америку и Великобританию: новая высшая ставка на наследство составляла 47,5 %, то есть увеличилась на 150 %. Социал-демократы, опираясь на настроения общества, изменившиеся во время войны, решили приступить к смелому социальному эксперименту. В 1948 году военные реформы закрепились на постоянной основе, и выравнивание продолжилось[219].

Как и в воевавших странах, в которых налоги и расходы остались высокими и после прекращения боевых действий, этот процесс в конечном итоге был связан с войной. О перераспределительных мерах и социально-экономическом выравнивании давно говорили некоторые политические партии и профсоюзы. Массовая мобилизационная война послужила катализатором воплощения этих идей в реальности. Пример Швеции показателен в том отношении, что даже относительно умеренного выравнивающего эффекта военной мобилизации может быть достаточно, чтобы создать фискальную инфраструктуру, а также обрести политическую волю и заручиться поддержкой электората, необходимыми для реализации прогрессивной политики[220].

«Революционный момент в мировой истории – время для революций, а не поправок»: от насильственных потрясений до выравнивающих реформ

Еще более верно это в отношении стран, воевавших в мировых войнах. Общая цепь событий снижала неравенство и впоследствии поддерживала, а в некоторых случаях и усиливала военное выравнивание: это и потери капитала из-за разрушений, и экспроприация или инфляция; снижение оборота с капитала из-за интервенций, таких как налоговая политика и контроль над рентой, ценами, зарплатами и дивидендами; а также послевоенная решимость поддерживать высокое и прогрессивное налогообложение. В зависимости от политических, военных и экономических особенностей, специфических для отдельных стран, выравнивание могло быть резким или более постепенным, сосредоточенным только в военные годы или отложенным до послевоенных кризисов, а также рассредоточенным на протяжении более долгого периода. При этом результат всегда был одним и тем же, независимо от того, выиграла ли страна или проиграла, перенесла оккупацию во время или после войны и была ли она демократичной или с авторитарным правлением. Массовая мобилизация ради военного насилия служила двигателем транснациональной трансформации распределения доходов и богатства.

Можно поблагодарить Пикетти за простой и элегантный ответ на вопрос, почему неравенство после 1945 года не вернулось быстро к прежнему уровню. Накопление капитала – процесс, занимающий какое-то время, и условия XIX столетия, по большей части мирного во многих западных странах, благоприятствовали ему. Но после широкомасштабного разрушения капитала во время мировых войн оказалось гораздо труднее восстановить его в условиях таких сохраняемых мер военного времени, как прогрессивные налоги на доход и наследство. А они оставались по мере того, как усилившее свое влияние государство, ориентированное на войну, превращалось в послевоенное социальное государство, использующее ради поддержания социального благосостояния фискальные инструменты, изначально созданные для массовой мобилизации людей и промышленных ресурсов[221].