Маленькая комнатка оказалась пустой, лишенной следов обитания. Первым делом Сахор встал на колени и попытался разыскать нейронную сеть. Ничего не обнаружив, он поставил деревянный квадрат на место. Свет Сахору не был нужен, и, дойдя до противоположного угла, он постучал по полу сначала трижды, потом дважды, а потом пять раз. Кусок плинтуса провалился, на его месте появилась небольшая панель.

Через секунду вспыхнул и замерцал бледно-голубой свет, и вся комната засияла. Стали видимы инструменты Нита Сахора, аккуратно сложенные и систематизированные, как он их оставил. Активизировав панель, Сахор стал вводить формулы, которые вернут к жизни отца.

Ничего не произошло.

Полагая, что в спешке он сделал что-то не так, Сахор ввел формулы медленнее. И опять вместо биосети он увидел пустоту и беспомощно шагнул назад. На этот раз ошибки быть не могло.

Отчаявшись, Сахор набрал другую формулу, попроще. Вызвать смерть было куда легче, чем вернуть жизнь.

Через секунду он вылез через импровизированный люк и скользнул вниз по сэсаловому дереву. К счастью, наползли тяжелые облака, скрыв все три луны. Теперь их присутствие на небе обозначали три грязно-серых пятна. Наступало утро.

Словно призрак, Сахор крался от одной тени к другой, стараясь остаться незамеченным. На Зеленой улице он зашел в небольшую, ничем не примечательную таверну. За засиженным мухами прилавком стоял сутулый месагггун и что-то ел с грязной тарелки. Сахор заказал выпивку и сел за столик в углу, наблюдая, как два местных завсегдатая сражаются в варрникссс. Сутулый месагггун принес ему кубок с мутноватым грогом. Пришлось довольствоваться этим.

Больше всего Сахора волновало то, что какой-то гэргон узнал формулу выведения биосети из стазиса. Кем бы ни был этот техномаг; он наверняка активно участвовал в облавах Нита Батокссса, раз знает, где находится лаборатория. Естественно, это он и расставил все ловушки. Как он узнал о существовании биосети, оставалось тайной, которую Сахору предстояло раскрыть. Он не успокоится, пока не разберется, в чем дело.

Сахор лакомился свежеподжаренной лееестой, когда таверну сотряс сильный взрыв. Из какой-то лавки со звоном, напоминающим звучание хрустального колокольчика, вылетели витрины. Игроки в варрникссс бросились к двери, чтобы узнать, что случилось. Сутулый месагггун даже не поднял головы, молча продолжая протирать прилавок жирной тряпкой.

Майя и Маретэн вместе едва смогли подтащить Бассе к краю могилы. Увидев, сколько крови теряет партизан, художница испугалась.

— Зачем мы его сюда притащили? — спросила Майя, морща нос от неприятного запаха. — Там, откуда мы пришли, пахло жженым сахаром.

— Холодает, и нам нужно найти укрытие, чтобы Бассе ночью не замерз. — Маретэн посветила фонариком. — Необходимо спустить его вниз.

— В эту вонючую яму? Ты, наверное, шутишь!

— Бассе умрет, если мы его не согреем. У тебя есть идея получше?

— Вообще-то да, — сказала Майя. — Мы накроем его иглами. — Она зачерпнула пригоршню сухих иголок, которые обильно устилали землю. — Мы часто кроем ими крыши землянок. Отличная маскировка и изоляция.

Маретэн кивнула:

— Хорошо, но давай останемся возле ямы на случай, если нужно будет прятаться.

— Ладно. — Майя начала засыпать Бассе иглами. — Хотя не жди, что я полезу туда за тобой. От этого места у меня мурашки по коже. — Девушка вздрогнула, увидев, что фонарь Маретэн высвечивает то один труп, то другой.

— Ты что, боишься мертвых? — спросила художница.

— Столько убитых рамахан… Родители рассказывали, что было время, когда уничтожали целые монастыри. И все же увидеть это собственными глазами… — Майя продолжала обкладывать Бассе иголками. — По обычаю, нельзя не то что касаться, даже приближаться к мертвой рамахане не следует. Нужно справить какой-то обряд и прочесть молитву, чтобы дух усопшей обрел покой. — Майя покачала головой. — Впрочем, знаешь, некоторые бойцы Сопротивления обрадуются, увидев столько убитых монахинь.

Маретэн удивленно посмотрела на Майю.

— В движении Сопротивления многие приняли Кэру. Они отвернулись от Миины, потому что она отвернулась от них. Они стали отрицать власть рамахан как раз перед тем, как высадились в’орнны.

Майя вытерла лицо рукой.

— Ну, теперь Бассе как следует утеплен. Но без медицинской помощи он долго не протянет. — Майя встала и подошла к Маретэн. — Знаешь, ведь рамаханы — целительницы и повсюду носят с собой маленькие кожаные мешочки с травами, которые помогают от болезней и залечивают раны. Насколько я слышала, эти травы сильнодействующие.

Маретэн осветила край могилы фонариком. Она увидела окровавленные клинки и рваную одежду.

— Оставайся с Бассе. Раз уж я там побывала, спущусь еще раз и поищу мешочки.

Майя вытерла пот.

— Нам понадобятся еда и вода. Я схожу в лес и, если повезет, вернусь со связкой многоножек или даже с жирным кводом.

Маретэн кивнула и обняла подругу за плечи. «Как странно, — думала она, готовясь спуститься в жуткую яму, — кундалианка стала мне ближе, чем родная сестра».

Партизанка и художница срезали ствол упавшего дерева, заострили конец и опустили в яму.

Маретэн проследила, как Майя бесшумно идет по лесной тропинке, — ни одна веточка не хрустнула под ногами. Вот она исчезла из вида, и Маретэн, обхватив ствол ногами, скользнула в яму. Пахло отвратительно, и молодая женщина почувствовала, как у нее сжимаются желудки. Стараясь дышать ртом, она приказала себе успокоиться и стала методично осматривать один труп за другим. Неожиданно Маретэн поскользнулась и упала на колени. Когда фонарь осветил то, обо что она споткнулась, Маретэн вскрикнула.

Несмотря на решимость, художнице стало плохо. Она была совершенно не готова увидеть столько смертей сразу. Жуткие сцены страдания, боли, дикого ужаса потрясли ее до глубины души, и Маретэн почувствовала, как по щекам катятся слезы. Кусая губы до крови, молодая женщина пыталась сосредоточиться, потому что понимала, что долго в этой яме не протянет. Первый мешочек, который она нашла, был открыт, его содержимое высыпалось и не годилось для использования. Второй пропитался кровью, зато третий, по-видимому, оторвался от пояса рамаханы, когда на нее напали, и остался сухим и невредимым. Спрятав его в корсаж, Маретэн поспешно выбралась из ямы.

Свет в темно-индиговом лесу казался серым, как лица мертвых рамахан.

Выбравшись из ямы, Маретэн свернулась калачиком, плача и жадно вдыхая воздух, который пах жженым сахаром. Она старалась думать только об этом запахе, который, будто дорога жизни, уносил ее прочь от жуткой ямы. Касаясь мягкого ковра сосновых иголок щекой, художница забарабанила кулаками по утрамбованной земле. Она всхлипнула и тут же осеклась. В лесу стояла гробовая тишина, воздух казался тяжелым, как перед дождем. Маретэн подняла голову — даже птицы не пели. За исключением едва слышного жужжания насекомых, в лесу царило полное молчание.