А видеозаписей визита нет. Утонул разбитый и разломанный жесткий диск в случайном болотце. Так что тут всё более-менее благополучно.

Ну что, поговорим? По душам. Или душу из тебя вон! Поди, дозрел «клиент»? Щурится, головой крутит, вслушивается, понять пытается. А мы его торопить не будем, мы помолчим. Потому что молчание напрягает больше разговоров. Если у тебя ни о чем не спрашивают, значит, всё знают. Или что-то уже решили. Или что-то задумали. Вряд ли хорошее. Раз молчат!

Вот и думай. Предполагай. Пугай сам себя. Нагоняй жути. Опускай свою самооценку. Видно, не очень ты нужен, раз тебя ни о чем не спрашивают.

Потянуть, потянуть паузу, как на мхатовской премьере, на нервах «зрителя» играя. Ну что, теперь пора? Пока не перегорел. Не собрался с мыслями. Сообщить так, невзначай, ленивым тоном:

– Тут такое дело… разговаривать мне с тобой некогда. И не о чем. Всё и так известно… Не понятно только, зачем всё это? Чем тебе… чем вам Президент не угодил?

– О чем вы? Я не понимаю. Если вы хотите мне что-то инкриминировать, то необходимо предоставить доказательства моего злого умысла, основанные на фактическом материале.

Ух ты, куда его понесло! Не туда понесло… Боится, трясется весь, как осиновый лист, но пытается напирать, подавлять, навязывать собеседнику свою волю. Потому что натура такая, потому что привык.

Ну нет, в дискуссии с ним мы вступать не будем. Дискуссии надо пресекать в самом начале. Причем самыми примитивными методами. Против которых у него не найдется аргументов.

– Ты чего-то попутал. Я же говорю: мне некогда с тобой разговоры болтать. В предложенном формате. Так что извини. Твой вопрос – мой ответ.

И тут же ударить несильно, но очень болезненно, по печени.

Замычал, закачался. Таких вот словоохотливых интеллектуалов надо через примитив ломать. Через боль и страх. Иначе допрос в симпозиум превратится с докладчиками и прениями сторон.

– Ну что, будем продолжать диалог в предложенном ключе? Твой вопрос, мой… удар?

Косится на кулак. Похоже, кончились умные разговоры. Начались по душам. Но надо усилить.

– На всякий случай – это не официальное следствие, поэтому жалоб прокурору ты написать не сможешь. И адвокатам пожаловаться. И приятелям своим позвонить. А в средствах я стесняться не буду. Считай, что ты «язык», которого я притащил с той стороны, и теперь мне надо допросить тебя, чтобы ты рассказал про всё, что знаешь. Или я тебе кишки на шомпол! Таковы сложившиеся не в твою пользу реалии… Кто состоит в заговоре?

Удар.

– Какие в нем твои функции?

Удар!

А теперь просто – удар. И еще один. Без вопросов. Расчетливые и очень болезненные. С кровью, ползущей по лицу и капающей на колени. Потому что кровь – это катализатор страха. С детства. Все мы воспитаны Голливудом, где кетчуп ведрами льется. Что это за «Бензопила-3», если там ни капли крови? А теперь по зубкам. По передним. Чтобы пару выбить. Чтобы солёненько во рту стало.

Удар!..

Теперь можно сплюнуть – как говорят стоматологи. Три зуба сплюнуть. На пол.

Ужас в глазах. Потому что на святое покусился. На импланты! Ну что, будем говорить или дальше ротовую полость санировать?.. Похоже, будем. И даже не пришлось пальцы ломать и ушки подрезать. Слаб оказался большой начальник. Не привык к боли и унижениям. Поплыл. Любой контрактник на его месте дольше бы продержался. А этому всего-то трех зубов хватило. Не те люди нами руководят – не бойцы.

– Давай, говори. Только не мямли, сплюнь кровь. И слова не глотай. Потому что видео пишется.

Затараторил, глазки выпучивая:

– Я не знаю всех. Я только своего патрона. Он мне велел… Я не хотел… Честное слово! Я был против!.. Но я не мог!..

– Не части! Рассказывай всё, что знаешь. По порядку…

Хотя не так уж и много знает, хоть и близок к верхам.

А кто тогда – всё? Кто-то должен быть, кто всё это придумывал и в подробностях разрабатывал. Потому что не начальники – нет, те могли только сформулировать заказ, не вдаваясь в частности. Не умеют они сами работать, только – командовать. Значит, должен быть кто-то из мелких исполнителей, который прорабатывал детали.

– Кто всё это придумал?

Молчание. Но очень нервное молчание. Значит, знает кто.

Ткнуть кулаком в лицо. В кровоточащую рану. Где есть еще целые зубы.

– Драматург!

Это уже интереснее.

– Какой драматург?

– Я не знаю его имени. Все называют его Драматург. Его патрон нашел, и тот всё придумал. Он очень умный, он всё рассчитал… Это он, не я.

Тогда вопрос на засыпку. Сверху, лопатой.

– Где его можно найти? Ты знаешь?

– Да. Он в частном доме живет. В Подмосковье.

– И ты можешь адрес назвать?..

Может! Вот как всё удачно сложилось. Потянулась ниточка… Только теперь надо, не откладывая, пока заговорщики не очухались, пока слух не пошел…

– Ну, спасибо. Ты пока тут посиди, отдохни, а я после приду, договорю с тобой. Ты, поди, много интересного еще знаешь.

– Но здесь… Здесь же гараж!

– Ну да, не апартаменты. Без «звезд». Но тепло и не дует. Я только тебя к стеночке пристегну, на всякий случай.

– А как же?

– Что?

– Если в туалет?

– В штанишки. Ничего, до двух лет писался и теперь не помрешь. Бывай. Орать, цепочки дергать, вены вскрывать – не рекомендую. Накажу. А так, может быть, отпущу. Когда всё кончится.

– Только вы передайте, что это не я, что я не хотел, что меня заставили, что я искуплю, что пригожусь, что принесу пользу…

– Кому передать?

– «Самому»! «Хозяину»!

Ну, ты смотри – ему бы о жизни своей непутевой поразмыслить, а он о карьере печется. Искупить хочет. Неубиваемые оптимисты эти ребята.

Или – убиваемые. Это уж как получится…

* * *

Небольшой, но хорошо укрепленный дом. Дорожка. Калитка. Дверь. Позвонить культурненько… И еще раз…

Кто-то там завозился с запорами. Открыл. Потому что – форма… Представиться:

– Участковый инспектор лейтенант Савушкин. – Козырнуть. Папочку потеребить. Бровки нахмурить. – Что же вы тут безобразия творите и культуру нарушаете?

– Какие безобразия?

– Разные. Водку пьянствуете, по участку в непотребном виде бегаете, собачка у вас скулит, поди, три дня не кормленная. Нехорошо. Непорядок. Вот соседи сигнализировали, просили меры воздействия к нарушителям применить по всей строгости.

– Лейтенант, как там тебя?..

– Савушкин.