дома вообще-то из монолитного бетона, как можно не шуметь, просверливая в них отверстия под карнизы? Она явно сходит с ума, может это какая-то побочка от обезболивающего, которое она “позаимствовала” у Андрея?

— Не стоило этого делать, — покачала она головой, виновато улыбающемуся Диме. Со шторами, конечно, намного лучше, но вот способ их вешать был сомнительным. Правда как сказать об этом. Не обидев его. Доброе же дело сделал.

Но вот зачем он это делает? Зачем они все это делают? Спасают её вечно от чего-то, от чего не нужно спасать? Кто их просит? Кто их тянет? Может, это у неё внутри встроен какой-то мощный магнит с намотанными на катушку проводами-нервами? Включается без её воли и притягивает совершенно неподходящих для этого людей, а потом не дает им оторваться и спокойно уйти. Или она сама их держит?

— Ты не волнуйся по этому поводу, Вик, — Дима мягко взял её за плечи. Наверное, чтобы она не упала уже наконец на пол и не стала там ползать, умоляя всех оставить её в покое, — мне было не сложно. Я просто хотел немного помочь.

И что все лезут к ней со своей помощью? Где у неё написано, что она ей требуется?

— Спасибо, Дим. Я бы справилась сама. И ты прости, но не надо больше приезжать вот так внезапно, даже, если тебе покажется, что это необходимо. Лучше позвони сначала.

— Я волновался за тебя. Извини, если немного перегнул палку.

Вика собралась с духом и произнесла то, что не хотела бы услышать, будь на его месте сама.

— Мы не на столько близки.

Дима на мгновение замолчал, будто переваривая сказанное. И Вике показалось, что в его взгляде растет как борщевик на солнце горькое разочарование. Ну вот, только не это.

— Я тебя понял, — он кивнул и отвел глаза, сразу найдя на другом конце комнаты что-то важное, что необходимо разглядывать.

— Спасибо тебе за заботу. И за шторы тоже, — она кивнула в сторону карнизов, — но это слишком.

— Ты права, — внезапно согласился он. — Это слишком быстро и прямолинейно. Мне жаль, что я тебя обидел.

— Не обидел, — внутри Виктории всё завибрировало: “добрый вечер, я твоя совесть, вызывала?” Вика проглотила её, — Просто не делай так больше. Не стоит без приглашения врываться в чужую жизнь.

Дима кивнул и промолчал, соглашаясь. Спустя несколько минут он вежливо распрощался и уехал на своей серебристой Шкоде, а Вика задумчиво провожала его взглядом, стоя у окна. Голова была полна мыслями о том, что же за чертовщина начала происходить вокруг неё и что делать с двумя мужчинами, которые навязчиво напрашиваются поселиться у неё в жизни или даже постели.

Самочувствие всё еще было не на высоте, будто накатило внезапное похмелье, но невыносимо захотелось выбраться из дома и проветриться. На заходящее солнце наползли разбавленные мазки облаков, лес перед домом призывно взмахивал кудрявыми зелеными ветвями, выманивая Вику в вечернюю прохладу.

Обдумывая мысль об освежающей вечерней прогулке, Вика собирала посуду со стола. На дне её чашки, под остатками жёлтого отвара виднелся странный осадок. Ну вот, подумала она, доверяй после этого мужчинам чай заваривать, пакетик, что ли порвался? Но вместе с водой в сливной отверстие раковины убежали и эти мысли.

Вика не стала долго собираться, натянула на себя свою спортивную форму для пробежек и отправилась во “внешний мир”, прочь из пропахшей ромашкой и сомнениями квартиры.

Бегать она не стала, просто отправилась спокойным шагом вдоль домов в сторону небольшого парка на другой стороне района. По дороге в её поясной сумке ожил телефон, и первой мыслью было, что это Дима решил ещё раз извиниться или объяснить своё поведение, но это был совсем не он. Это был ещё более неожиданный звонок.

— Привет, пап.

— Привет, солнце. Я не помешал?

— Нет, всё хорошо. Я просто гуляю. Как у тебя дела? Всё хорошо? — спросила она с зарождающимся беспокойством. Отец звонил ей настолько редко, что здесь требовалась очень веская причина для нарушения этого, придуманного им же правила.

— У меня то всё нормально. Я скорей у тебя хотел спросить то же самое.

— У меня? Всё прекрасно, — соврала она.

— Как переезд, уже освоилась?

— Конечно. Мебель расставляю, шторы вот сегодня повесила. Обычная рутина.

— Ну хорошо. Хорошо. А как соседи? Уже познакомились? Хорошие?

Вика мысленно рассмеялась истеричным внутренним голосом. Соседи — просто улёт и отрыв башки!

— Да, вполне нормальные. Не переживай.

— Не бандюки какие-нибудь? У вас там, в Москве, чего только не бывает.

— Да нет, пап. Всё хорошо, — Вика невольно вспомнила их семейное прошлое в Бирюлёво, вот уже есть с чем сравнить. В этом плане Новая Москва пока казалась ей благодатной и тишайшей территорией. Но для папы Москва кончилась в середине нулевых, когда он развелся с мамой и вернулся в Краснодар. Тогда было ещё весело, тут не поспоришь.

— Если тебя это успокоит, то у меня сосед пожарный, — решила Вика избавить отца от ненужных переживаний за неё. Он и так очень многим ей помог за последние месяцы.

— Отлично. Это очень хорошо. Полезно!

Ну да, подумала Вика, сам разожжет, сам потушит. Удобно.

— Ты мне, пап, зубы не заговаривай. Что-то случилось? Что-то с детьми или Таней? — начала напирать Вика, чтобы добиться правды. Может, у его новой жены или их троих детей какие-то проблемы, а он не решается сказать и попросить помощи. — С фермой всё хорошо?

— Да всё нормально, — отмахнулся отец, — я не по этому поводу звоню тебе.

— Точно? Я если что, могу с твоим бизнесом помочь, аналитику тебе проведу, оптимизируем всё, хочешь, бизнес план на следующий год напишу? У меня и по налогам хорошие специалисты есть…

— Подожди, подожди. Всё и так работает. Мне твоя мать звонила.

— Что?

— Сегодня названивала без остановки, пока я трубку не взял. Ты ей так и не сказала?

Вика глубоко вздохнула. Началось.

— Нет. Не сказала.

— Ты не тяни. Она уже психовать начала. Кипишь какой-то поднимает, еле успокоил.

— Ты не рассказал ей ничего?

— Нет, конечно. Я же тебе обещал.

— И не надо. Даже, если опять позвонит, не говори. Я сама с ней разберусь. Она слишком любила Рената, чтобы ему не проболтаться сразу, как узнает.

— Это бывший твой, да?

— Ну да.

— Вот всегда она любила богатеньких, да холёных. Если б я не разорился тогда в Москве, так и сидела бы, помалкивала, — в сердцах папа вспомнил причину их развода. Крах бизнеса и разорение отца в те совсем непростые для них времена стали для матери последней каплей.