Фауна цеплялась за существующие слухи, если те были достаточно горячими. Лабин никогда не слышал о том, чтобы она создавала какие-то тренды сама.

И почему Кларк? Никому не нужная жизнь, неви­димая смерть. Прямо скажем, не самый заразный мем. Да на самом деле ничего в ней не было для такого посмертного признания.

Тут было что-то новенькое. Что бы там ни орудовало, оно явно имело какую-то цель и для этого использовало Лени.

Более того. Теперь оно использовало и Кена.

* * *

В двадцать первый век Садбери прибыл уже при смерти. Десятки лет добычи полезных ископаемых и тонкая почва с неважной буферностью сделали свое дело. Дымящие жерла города стали эпицентром по-настоящему крупной вспышки кислотного мора растений, одной из первых в истории Северной Америки. Веха в своем роде.

Но нет худа без добра. По легенде, космонавты, по­летевшие потом на Луну, одно время практиковались на этой выскобленной серой земле. Местные голубые озера и вовсе поражали невероятной красотой, чистые и безжизненные, словно обработанные химикалиями унитазы. Непоколебимо стабильный субстрат выровняли и сгладили давным-давно исчезнувшие ледники; все За­падное побережье могло сползти в океан, но Канадский щит ожидало вечное существование. А если бы на Промышленную Подкову вокруг озера Онтарио из цистерн или подъемников высадились экзотические чужеродные формы жизни, по своему обыкновению круша все подряд, лишь самые крутые химеры смогли бы преодолеть напитанные кислотой пригороды Садбери. Эта мертвая зона походила на ров, на противопожарную просеку, выжженную индустриальным ядом, который копился тут добрую сотню лет.

Даже если бы УЛН само все подстроило, и то получилось бы не так удачно. Город обладал иммунитетом к заразам, угрожавшим остальному миру, так как уже давно потерял все мало-мальски ценное. Недвижимость тут продавали по бросовым ценам, никелевые шахты истощились, а в экономике царил вакуум с тех самых пор, как последние топливные стержни захоронили в Коппер-Клифф.

Патруль Энтропии заполнил эту пустоту. По эффективности работы офис в Садбери находился в первой десятке всего полушария.

Кен не удивился тому, что цель оказалась именно здесь. Таинственный исследователь, похоже, не сознавал характера того, что искал; кэши, оставшиеся в Убежище, срабатывали быстрее при запросах по экологическим воздействиям и коррелятивной эпидемиологии, но тормозили, когда речь шла о внутриклеточных органеллах или биохимических путях. Человек, который знал о самом возбудителе, такой след не оставил бы. Этот же, судя по всему, искал что-то совсем новое и непонятное.

А значит, фармы ни при чем. Работал кто-то и более вовлеченный в вопросы экологии, и — учитывая доступ к Убежищу — с высокой степенью допуска и автономией. Такие люди встречались только в Патруле Энтропии.

А Патруль обладал одной очень полезной особенно­стью: в Управлении к вопросам секретности относились с должной паранойей. В мире, где все решала «удаленка», правонарушители в реале, каждый день, покорно спускались в огромные, надежно охраняемые катакомбы, напрямую подключенные к Убежищу. На этой работе тупых не держали, а потому никто не стал бы разбираться с энтропийной вспышкой с домашнего терминала, даже если б это и было возможно. В УЛН даже связь с Водоворотом отличалась совершенно безумным уровнем безопасности.

А потому сотрудников Патруля было очень легко отследить. Они все проходили через фойе главного здания.

Никакого списка правонарушителей не существовало, хотя в маленьком садике информационных стоек, разместившемся в главном холле, перечислялись имена глав отделов. Выяснив все, что ему было нужно, Лабин вышел на улицу и направился к ближайшей остановке рапитрана.

* * *

Дональд Лерцман был архетипическим середняком: он без особых усилий добрался до управляющей должности и теперь занял комфортабельную нишу между теми, кто по-настоящему работал, и теми, кто принимал сколько-нибудь важные решения. Возможно, где-то глубоко в душе Дональд это даже понимал и компенсировал неудовлетворенность отдельным домом. Тот стоял на самом краю Садберийского Ожога и скрывался от посторонних за стеной из голубых елей, невосприимчивых к кислоте.

Разумеется, в нынешнее время Лерцман не мог позволить себе добираться до дома на личном транспорте. Он знал, как должен выглядеть со стороны, ведь именно на этом умении выстроил свою карьеру, а потому каждую ночь шел пешком три квартала от дома до автобусной остановки, и около двадцати процентов пути приходилось на безлюдные места.

— Прошу прощения, вы — Дональд Лерцман?

— Да, а кто...

Лабин сразу заметил блок медицинской тревоги на запястнике Лерцмана. Тот посылал сигнал, когда датчики фиксировали малейшие признаки продолжительного стресса у клиента. Конечно, на обычное напряжение они не реагировали — лишь на то, которое запускалось из-за угрозы или боли. А большинство таких сигналов шло по спинному мозгу.

Спустя десять минут после несостоявшегося знакомства Кен уже знал, кого ищет, где тот находится и когда заканчивается его смена. Сведений было более чем достаточно.

До встречи в «Реакторе Пикеринга» оставалось двадцать шесть часов. Лабин не был уверен, хочется ли ему ждать так долго, — ведь этот самый Ахилл Дежарден вполне мог не явиться к условленному времени.

Кен ушел, а Дональд Лерцман спокойно сопел на асфальте.

СОУЧАСТИЕ

В этот раз все опять случилось внезапно: место действия неожиданно сменилось, один мир уничтожили, на его месте создали другой. Кажется, перед переносом даже было предупреждение. Еле уловимая задержка в фидах, пробный сигнал, как будто нечто проверяло уровень активности на линии. Но он мелькнул слишком быстро, чтобы Перро успела насторожиться, если она вообще его не вообразила.

Не имеет значения. Она ждала. Ждала уже много дней.

Все тот же вид сверху, с точки зрения Бога, а вот толпа снизу, обрамленная знакомыми иконками и окошками, совсем другая. Су-Хон перекинуло с одного «овода» на другой. По какой-то причине навигация и GPS не работали.

Перро оказалась внутри какого-то здания, и перед ней творилось насилие.

Один человек, свернувшись, лежал на бетонном полу; второй как раз бил его ногой в живот. От удара тело жертвы еще сильнее скрючилось в каком-то бессмысленном эмбриональном рефлексе, вокруг разлетелись зубы и алые брызги. Из-за рваных ран и крови, залившей лицо, было невозможно определить даже этническую принадлежность пострадавшего.

Нападавший — меньше размерами, черный — стоял спиной к камере и по-боксерски, с ужасающей неуго­монной энергией, перемещал вес с ноги на ногу. Вокруг импровизированной арены собралась толпа: некоторые люди внимательно наблюдали за дракой, другим было явно все равно, а третьи потрясали кулаками от ярости и возбуждения. Чуть подальше помещение пустовало, там лежали лишь матрасы и кучи каких-то вещей.