— Дурак! Значит, предпочитаешь ложь?.. Время покажет. А пока, прощай! Ха-ха-ха!

Голос, как появился, так и исчез. ОН ушел. Низкое, громоподобное звучание его речи, минуту назад, было настолько реально, что Михаил был уверен, что это не галлюцинация. Но сказать, чтоб испугался, — сего не было. Странно! Однако надо вставать и промышлять что-нибудь…

Псих отправился в ближайший бар. Рядом с входом, стояли два мужика. Один был совсем «никакой». Напарник поддерживал, но тот, буквально, падал на ходу, неся пьяную околесицу.

— Слышь, мужик! Помоги довести чудака до дома. А то, замерзнёт. За магарычом не встанет! — попросил усатый парень, в норковой шапке.

— А где живёт-то?

— Далековато…

— Проще привести ко мне. Тут рядом живу. Пусть проспится, а утром уйдет, — алкаш сообразил, что за услугу, можно неплохо выпить. — Только давай сейчас, хотя бы, по сотке вмажем?

— Идёт. Куда бы козла посадить? Может, — к стене припрём?

Еле усадили. Мужик валился на бок, норовя уснуть. Зашли в бар, выпили.

— Ну, че поволокли! Сумку его не забудь!

Сначала, тащили «ношу» по пустынной дороге, под фонарями. А потом, по тёмной Потерянной.

— Ну вот, в тепле-то ему, ничего не будет. Пусть дрыхнет! — на кухне, парень достал, из кармана, бутылку водки. — Как зовут-то тебя?..

…После возлияния, Михаил не помнил, как и уснул. Очухался от того, что кто-то тормошил. Перед носом стоял вчерашний «груз — 200», лысоватый мужичок в синем свитере.

— Ты куда, куртку с шапкой и сумку подевал?!

— Какую сумку, какую куртку? — алкаш, спросонья, ничего не понимал.

— Отдавай лучше, по-хорошему, а то ребятам скажу! Они кости-то, быстро вправят!

— Так может, вчерашний парень увёл? Нет ведь его, и дверь не закрыта.

— Это друган мой! Скоро, наверно, придёт. Тогда не поздоровится! — мужичок был, явно настроен агрессивно.

— Ну, не знаю я, не знаю! Что привязался-то, в конце-концов? — вскочил Михаил. — Вот режь, но не ведаю, где твои вещи!

— Дай тогда куртку, опохмелиться принесу… — гость, видно, что-то задумал.

— Ради Бога, бери. Только быстрей возвращайся.

Мужичок ушел.

Через час, Паша, — так звали обворованного, — явился с целой кодлой парней для разборки. Они пытали Михаила вопросами, угрожали. Правда, не били. Не добившись ничего, заявили, что, если не принесёт пропажу через день, разговор будет совсем другой.

Беднягой, еще больше, овладел страх. Кто мог стащить дорогие вещи? Эти бугаи вернутся же, и прибьют. Ни на что не посмотрят! Ну, и вляпался в историю! Что делать? Что?! А, идея! Нужно спрятаться в психушку. А тем временем, пропажа может, найдется, или всё забудется. Михаил нацепил телогрейку (Паша, так и ушел в его куртке), и побежал звонить по телефону, — вызывать бригаду…

…В психбольницу, несчастный приехал, как в родной дом. Недаром говорят, что на зону, бывших зэков, обратно тянет. Причем не столько привычка, сколько неумение адаптироваться, к нормальной человеческой жизни. А в «казённом доме», не нужно заботиться о хлебе насущном, — тут и накормят, и оденут, и подлечат, и в баню сводят… Работать не надо. Кроме того, ты лежишь в больнице, а пенсия-то идёт! Вот почему, многие психи предпочитают воле, — которая, кстати, тот же самый дурдом, — «отсидку» под замком. Особенно зимой. Яблоку же, в отделении, некуда упасть! Многие «бегут» сюда от одиночества. Тут же — люди, тем более, — все знакомые, друзья…

Михаил, хоть и скучал по Зае очень, но в глубине души был уверен, что никуда она, бездомная, не денется и вернётся, как всегда бывало. Поэтому настроение, в целом, оставалось, в принципе, неплохим. Он познакомился с Саней Рахимовым, 50-летним татарином по кличке «Циклоп». Так его, в отделении, прозвали за один-единственный глаз, оставшийся после несчастного случая. Рахимов был, до этого, абсолютно нормальным человеком, — хорошим хозяином и семьянином. И вот, работал, как-то, с точильным кругом, а тот возьми, да и разлетись на осколки! Сане, глаз-то вышибло, и мозг, частично, повредило, после чего, стал пациентом психиатрической больницы.

Нарушения у него, после травмы, стали выражаться в чрезмерной возбудимости и образовании сверхценных идей. В связи, с диким беспределом в стране, Рахимов, будучи честным, человеком с коммунистическими взглядами, начал страстно искать Правду, пути «политического переустройства общества», с целью свержения ненавистных «жуликов и воров». Он даже придумал название своей собственной партии: «Ленинско-сталинская, рабочая оперативная партия», председателем и единственным членом которой и являлся. Ночью, Саня что-то записывал в две толстые общие тетради. «Свои мысли…» — поделился с Михаилом, и долго, после этого признания, объяснял ему, что нужно сделать, чтобы вывести страну из экономического кризиса. Тот, поначалу, вежливо слушал, а потом, понял, что имеет дело, с глубоко больным человеком. Но Рахимов не отставал.

Познакомился Михаил, и с Васькой Баженовым, возвратившимся с самого «спеца», где отбывал срок за убийство. А получилось это «преступление» так. Васька лежал в 5-том мужском, и повздорил с одним больным, — дурилкой из картона. Как-то утром, тот ему брякнул что-то, и Баженов, сорвав тапок с ноги, ударил обидчика, со всей силы по виску, да так, что «жертву» унесли срочно в реанимацию. А через пару дней, псих концы отдал, после чего Ваську забрали, и, через некоторое время, этапировали в Волгоград, на психушечный «строгач». Ох, и насмотрелся и натерпелся он там! Врагу не пожелаешь! Колючая проволока, вышки, охрана с собаками, камеры, карцер… Да стоит ли об этом! Такие там живодёры сидели, что только держись! Ладно, хоть жив остался…

А тут, с самим Михаилом, «ЧП» случилось. На вязках, совсем не ожидая, оказался!

Мать, по заяве, привезла ему банку растворимого кофе. Большая ценность, кстати, в дурдоме! Пронести кофе, как чай, невозможно, — банка-то цилиндрической формы, неудобная. Михаил, на свиданке, и попросил мать, с улицы, подцепить банку к «коню». Словом, поднял её на верёвке удачно. А тут, Валерка, молодой дурень, сосед по койке, увидел сокровище и стал просить «хотя бы ложку» порошка, чтобы развести, в туалете, под струёй горячей воды. Просит — не отстаёт. Дал ему, конечно. Санитар, на посту, Валерку засёк и заявился в первую, «элитную» палату к Михаилу. Шмон устроил и нашел, чудовище, эту грёбанную банку с кофе! За что и посадил, провинившегося, в худшую четвёртую «конюшню» к хроникам.

Обиженный «псих» покрыл санитара матом и, демонстративно, закурил прямо в палате. За такую наглость, его вчетвером скрутили, замотав, аж на пять вязок, и продержали, в зафиксированном положении, до вечера. Кормили с ложки, как дитя, подносили утку… Ох, и дурацкая же эта больница! Недаром, зав. отделением Мыльников заметил, что сам персонал нуждается в лечении!..

Ближе к выписке, неожиданно, припёрлась Зая, прокричав в окна, чтобы Михаила кто-нибудь позвал. Мужа охватило безудержное волнение. Поднялся на подоконник, высунулся в форточку.