рвал им зад в честных и бесчестных боях, извозчик отeр с лица пот и плюнул в окно.

Я был слегка прижат к задней дверце молодым вежливым человеком, который всю дорогу от Владикавказа спрашивал: не тесно вам, может, мне подвинуться? Спасибо, всe хорошо, братишка, бормотал я, смущeнный положением соседа: ведь сам-то он сидел в середине между мной и плешивым усатым пассажиром. И на крутых поворотах мы невольно сжимали его худые, если не сказать костлявые бока. Я не знал, что салон этого шикарного и вместительного на вид мерса окажется таким же узким, как кабины отечественных «лад-приор», «калин» и прочей дряни. Ну а если бы мы, три пассажира на заднем сиденье, оказались такими же тучными, как наш извозчик?

А он, кстати, совсем не изменился, ни единого седого волоска в его густой чeрной шевелюре, и, судя по тому, как он почeсывает себе грудь и прикладывает платок к смуглому, итальянского типа лицу, по-прежнему употребляет. Мощный, похоже, у чувака организм, впрочем, игла и не таких кончала.

Отыскав нужную кнопку на ручке дверцы, я опустил стекло и подставил лицо тeплому дыханию бабьего лета. От удовольствия моя душа замурлыкала. Пожалуй, образ седого, гуляющего самого по себе кота очень соответствует моему несколько располневшему облику, досадно, конечно, что разбросал своих котят по свету. Ну что делать, такая у меня сложилась жизнь: кочую туда-сюда. Сколько мне осталось шататься по свету? Так хочется увидеть сына, обнять, прижать к груди его светлую головушку, попросить прощения за то, что не стал настоящим папой, по словам его мамы, я просто биоотец. Малыш, не суди меня строго, ты всегда в моeм сердце и останешься там, пока дышу! Боже, до чего я стал слезливый – грядeт сентиментальная старость. Ну а деткам своим счастья и здоровья желаю, ещe хочу, чтобы они не познали то, через что прошeл их папаша!

Закрыв глаза, я улыбнулся солнцу, которого так не хватает в Москве. А здесь его много и, чтобы не обгорело помеченное витилиго лицо, я ношу бейсболку с длинным козырьком. Немного пошевелил затекшими членами, хрустя косточками, повращал шеей по часовой стрелке, потом против, до лeгкого головокружения, сплюнул, но ветер вернул обратно плевок, запечатав его на лбу как пулю. Я вытерся бумажным платком и облегчeнно вздохнул. Теперь можно и о сумасшедшем Палуше поговорить, разумеется, я слышал про его необыкновенную силу и выносливость, да что там, собственными глазами видел, как на поминках он сунул по локоть свою могучую волосатую руку в кипящий котeл, где варилось мясо, вынул оттуда большой шмат дымящейся бычатины, посыпал солью и съел не поморщившись. Конечно, это была чистой воды демонстрация мощи, иначе говоря, Палуш выделывался, показывал мускулы. Если честно, я не очень-то его любил, по-моему, он был трус, прыгал на задних лапках перед Парпатом. Смешно было смотреть, как этот под два метра громила бегал за невзрачным командиром, прося у него прощения за какую-нибудь неудачную шутку.

У нас в Южной Осетии начала 90-х установилась военная демократия, людей тогда ценили за личную храбрость, отвагу и подвиги на войне. Трусливых же презирали, но их было гораздо больше, и они оказались хитрее героев, соблюдавших кодекс чести: где ты был во время войны, сколько вражеских трупов на твоeм счету, врубал ли ты задний ход в опасном и весeлом деле? Словом, шваль, забившись в щели, выжидала, стравливая храбрецов друг с другом. И когда Парпат по какой-то нелепой своей прихоти поставил у власти ректора местного института Людвига Чибирова, или кем он там числился, то мразь, признав в нeм своего, сразу же сплотилась вокруг этого доктора мифических наук, и страшные репрессии обрушились на ветеранов войны. Народ в ужасе прятался по своим домам, на улицу стало страшно выходить, тем более собираться в кучки, за исключением похорон. Словом, все ждали выборов, и в 2001 они состоялись. Чибиров вылетел сразу после первого же тура, и к власти пришeл Кокойты. Дышать стало свободней, убийств стало меньше, однако репрессии продолжались, людей, не согласных с режимом нового президента, избивали, нарекали предателями и бросали в тюрьму. В Грузии также случилась революция, к власти пришeл с букетом колючих роз Михаил Саакашвили, и первое, что он сделал, – напал на Южную Осетию. Вот тогда-то и всплыло имя сумасшедшего Палуша.

В войне 2004-го Палуш утащил с ТрансКАМа лавинную пушку, привeз еe на буксире в Цхинвал, поставил на позицию и окончательно закрепил за собой право называться сумасшедшим. Даже когда грузины накрыли миномeтным огнем орудие Палуша, лавинная пушка продолжала огрызаться фугасами и осколочными. Говорили, что он сам заряжал и палил прямой наводкой. Про это я тоже знал, и всe равно в голове крутились как будто чeрно-белые кадры хроники, в которой сумасшедший Палуш бегал за Парпатом, умоляя простить, словно ребeнок, боящийся наказания.

– Про свадьбу-то слышал? – спросил вдруг таксист, взгляд его отрикошетил от зеркала заднего вида.

– Какую?

– Сумасшедший Палуш заслал из пушки несколько приветствий на грузинскую свадьбу, невесту и жениха, говорят, после по кусочкам собирали.

От изумления у меня наушники выскочили из ушей:

– Какого хрена, зачем он это сделал?

– Потому что он был сумасшедший.

– Мать твою, есть вещи, которые нельзя делать даже на войне, каким бы ты безумным ни был!

– Конечно, – задумчиво кивнул вежливый молодой человек. – Нельзя расстреливать женщин и детей. Моей тeтке очень не повезло, она оказалась в кузове машины на Зарской дороге, в неe всадили двадцать шесть пуль, как будто убийцы знали, сколько ей лет.

– Извини, брат, – бормотал я, приобняв соседа и поливая слезами дисплей своего смартфона, тут же вытирая их рукавом толстовки якобы от Гуччи, в Москве купил через «Авито» за два косаря у старушки, божившейся, что вещь подлинная, не подделка. – Мои соболезнования.

– Всe нормально, – не желая обидеть, вежливый парень мягко отстранился от меня. – Это было давно, но Палушу точно не следовало ехать по этой трассе.

– Бухой он был, – сказал плешивый. – Ну и Хенч приложил все усилия, чтобы Палуш изменил маршрут. Он, я слышал, постоянно подзадоривал его: какого хрена ты всe время делаешь такие крюки, слабо тебе ехать через Тамарес, со всем уважением должен сказать, что ты нарушаешь аланский кодекс чести, врубая заднюю в опасном и весeлом деле…

– Точно, – подтвердил вежливый молодой человек. – Палуш, похоже, в тот день выпил больше обычного, или, может, ему надоело слушать трeп Хенча, он развернул машину посреди Зарского леса, срезал вниз по прямой и погнал по этой. В Кехе сбил шлагбаум, не остановился, полицейские по