Фрэнсис откинулась на спинку стула, ощущая свое бессилие. Из всех тридцати с лишним помощников прокурора в ведомстве Малкольма Перри Когсуэлл был наиболее ей неприятен. Он поступил на работу на три года раньше ее и все это время, и позже, трепыхался, как лягушка в сметане, чтобы вылезти на край кувшина и сделать себе карьеру. И добился своего, забрал под себя сферу тяжких преступлений.

В личных разговорах с Фрэнсис – а он когда-то пытался тянуть к ней свои лапки – Перри расписывал выгодность такой работы для государственного обвинителя, ибо его имя было всегда на слуху, и посмеивался над пристрастием Фрэнсис к «бумажным» жуликам.

– Я тебя расстроил? Извини. – Умник был очень чуток, будто в него был встроен специальный аппарат для улавливания настроения собеседника. – Но будь уверена, все, что я узнаю, ты будешь знать немедленно.

– Не сомневаюсь. – Она выдавила улыбку.

Он был симпатичен ей, этот странный, противоречивый, но почему-то очень доброжелательный по отношению к ней мужчина, не имеющий, впрочем, никаких сексуальных поползновений. Он уволился из ФБР всего лишь год назад, как он сам говорил, из-за «усталости» и чтобы пожить в свое удовольствие рядом с любящей женой и прелестной внучкой. Умник был прагматиком. Он знал, что правительство его просто так не отпустит. Теперь он потихоньку помогал государству, а по дружбе иногда и Фрэнсис. Любую информацию он преподносил ей малыми порциями, тихо и с глазу на глаз.

– Следственная бригада уже что-нибудь выяснила? – спросила Фрэнсис напрямую.

Умник доел пончик, допил кофе, скомкал и кинул в мусорное ведро промасленную бумагу, тщательно вытер бумажной салфеткой жирные пальцы и сдул просыпавшуюся пудру со стола.

– Не думаю. Они будут ждать официального доклада судмедэксперта. Можешь спокойно выспаться до завтрашнего утра.

– А что у Малкольма на уме?

– Трудно сказать. Он позвонил мне в субботу поздно вечером, и я доложил ему те крохи, что успел наскрести. Ничего нового для тебя. Вчера медэксперт послал ему копию этого доклада, а чуть позже я опять же по телефону посоветовал ему завести уголовное дело. С кем он разговаривал помимо меня, мне неизвестно.

Вечерний разговор с Малкольмом был еще свеж в памяти Фрэнсис, но она решила не обсуждать его с Умником. По крайней мере не сейчас. Хотя ей не хотелось что-либо держать в секрете от своего хорошего приятеля, но последнее дело не могло не внести неких существенных изменений в их дотоле доверительные отношения.

– Могу ли я получить распечатки всех свидетельских показаний?

– Я знал, что ты это попросишь. – Умник протянул ей плотный желтый конверт, обернутый тонкой проволокой и с оттиском его личной печати. – Здесь все, что мы наскребли. Копии всех заявлений, собранных детективом Келли и его подручными, стенограммы допросов, доклад судмедэксперта и даже мои личные заметки за четвертое июля сего года.

Умник обаятельно улыбнулся, намекая на то, что совершает должностное преступление.

– Спасибо. – Фрэнсис произнесла это от всей души, искренне надеясь, что Умник поймет, как она ценит его помощь.

– Держи это вплотную к сердцу, детка! Большей благодарности мне не надо. – Он вновь улыбнулся ей.

Фрэнсис поспешно пересекла опустевший холл, влетела в свой тесный кабинет, защелкнула дверь на замок и постояла, прислонившись к стене в приступе внезапного головокружения. Почему-то утверждение Умника о том, что Клио кто-то угробил, подействовало на нее как удар дубинкой по голове. Привычная обстановка, навевающие иногда тоску надоевшие предметы на полках и на столе сейчас кружились перед ее глазами, будто захваченные ярмарочной каруселью. Ей понадобилось больше минуты, чтобы остановить их кружение.

Наконец она добралась до стула и устроилась на жестком сиденье, поджав колени к груди. Желтый конверт, врученный ей Умником, Фрэнсис выложила на стол перед собой.

Она вспомнила, когда последний раз видела Клио живой. Это было на открытии галереи Девлинов. Клио пришла одна. Возле карандашного рисунка с изображением какой-то мертвой птицы они с Клио обменялись несколькими вымученными фразами по поводу удачного начала предпринимательской деятельности Блэр и Джейка на поприще искусства. Клио явно посчитала собравшуюся здесь публику второсортной и с фальшивой улыбкой поторопилась покинуть помещение. Фрэнсис задержалась после ее ухода лишь ненадолго и видела, как Клио с царственным видом уселась в черный лимузин, а шофер в фуражке чуть ли не с поклоном захлопнул за ней дверцу.

Это было всего три месяца назад, а казалось, что с тех пор прошла целая жизнь. Теперь Фрэнсис оставалось только гадать, кто мог так сильно ненавидеть Клио, что решился отправить ее на тот свет.

Едким запахом освежителя воздуха пропиталась тесная комната, где в офисе окружного прокурора графства Суффолк принимали представителей прессы. Пока Фрэнсис пробиралась сквозь толпу в поисках свободного пространства, ее глаза уже щипало от аэрозольного благоухания. Противная струйка пота стекала у нее между грудей и дальше вниз по животу, габардиновая юбка липла к влажным бедрам. Она нашла себе место у окошка и встала там, скрестив руки перед собой, оберегая себя, по возможности, от прикосновения других разгоряченных тел.

Группа помощников Малкольма Морриса по связи с общественностью потрудилась на славу. Комната была забита репортерами всех местных и федеральных газет, радиостанций и телеканалов, а также служителями закона, многие из которых явились в форме. Малкольм стоял на возвышении, просматривая свои заметки, ожидая, когда прекратится броуновское движение в толпе и разговоры поутихнут. Он выглядел весьма привлекательно, облаченный в двубортный костюм, белоснежную рубашку и алый галстук, скрепленный золотой заколкой, отбрасывающей солнечные зайчики. Наконец: он вскинул голову, уставился прямо в камеру Эн-би-си и начал говорить:

– Как вы уже знаете, Клио Хеншоу Пратт, возраст пятьдесят один год, место жительства – Саутгемптон, супруга финансиста Ричарда Пратта, была обнаружена мертвой в частном теннисном клубе в прошедшие выходные. На основе улик, собранных прокуратурой в сотрудничестве с местной полицией, стало очевидно, что смерть миссис Пратт была насильственной. Я не имею права разглашать детали расследования, но могу сказать, что все возможное будет сделано и уже делается, чтобы разоблачить, арестовать и отдать под суд убийцу. Приношу свои искренние соболезнования членам семьи Клио Пратт.

Сверкнули вспышки фотоаппаратов. Корреспонденты наперебой принялись взывать: «Мистер Моррис», привлекая к себе его внимание.

– Я готов ответить на ваши вопросы.

Малкольм был в своей стихии. Он обожал выступать на публике и ощущал приятное возбуждение, когда одаривал жаждущих репортеров крохами скудной информации, собранной для него не претендующими на известность и лавры работниками. На этот раз момент торжества для Малкольма Морриса наступил за счет несчастья в семье Пратт. Ричард потерял жену, которую горячо любил на протяжении долгих лет и которая, вероятно, искренне любила его. Фрэнсис надеялась, что отец не станет смотреть дневной выпуск новостей.