Настя подняла все документы и обнаружила подлог. То есть подделанную подпись под всеми документами, касающимися получения квартиры сиротой Алексеем Смирновым. Они с Настей поехали по указанному адресу. А там жильцы. Поначалу на вопросы не отвечали, но когда Настя строгим голосом пригрозила привлечь их к ответственности, признались, что снимают квартиру у замечательного дядечки — Лапина Сергея Геннадьевича.

Алексей с вопросами к Лапину. Но вместо ответа получил по зубам. Жестоко получил.

— Ты, тварь, жрал мой хлеб! Жил в моем доме! И ты еще спрашиваешь, почему я твою квартиру отжал?! Да всей твоей жизни не хватит, чтобы за мое добро расплатиться! Только попробуй еще к людям сунуться с вопросами! Только попробуй, тварь!

Так сильно Алеша не получал по зубам, даже когда в детский дом попал. А там было несладко.

Пару дней он пролежал без сил на жестком диване в своей восьмиметровой каморке без окна. Потом к нему пришел Лапин. С едой, лекарствами, с уговорами.

— Пойми ты, дурья башка. Не забрал я у тебя хату, даже и не думал. Она твоя по документам, твоя. — И он даже показал Алеше документы, где его имя значилось в графе «собственник». — Только зачем она тебе сейчас? Телок туда водить? С ума от воли сходить? Пропадешь сразу и хату просрешь. А так она под охраной. Моей охраной. И ты тоже, сынок. Знаешь, как мы с моим другом начинали? А-а, не знаешь! Так же вот начинали, с кулаков и непоняток. Он у меня так же, как я тогда думал, хату отжал и продал ее тайком. И деньги в свой бизнес вложил. А потом знаешь что было? Потом, сынок, благодарность была. И жилье у меня появилось свое, и работа, и доверие от друга моего. Прошел я испытание верностью, понимаешь? И за это все теперь имею. И ты будешь иметь, если не сглупишь.

Не глупить значило работать, работать, работать до изнеможения. Поздно ночью падать на старый диван, засыпать без сил, а наутро снова работать. А у Алеши вдруг появилась Настя. И ее славные двойняшки, которых он полюбил всем сердцем, как родных. Он даже готов был от своей квартиры отказаться, лишь бы Лапин его отпустил. Но он не собирался.

— Мы с тобой, сынок, как иголка с ниткой. Как пять пальцев в кулаке, — плел он пьяным языком, когда Алеша подвозил его домой. — Мы с тобой тайнами повязаны. И разлучить нас сможет только смерть, сынок.

Тайн у Лапина никаких особо не было. Если и были, Алеша о них не знал. Что знал, не казалось ему страшным, чем-то таким, из-за чего он лично должен был продать свою жизнь и свободу. Он начал думать, как ему от Лапина уйти. Тут Настя вдруг заявила, что хочет от него ребенка. А он и сам хотел. Но точно знал, что его выбора Лапин не одобрит. Настя была разведенкой, да еще с «хвостом». С двумя «хвостами».

Лапин не одобрит.

— Сегодня вечером можешь быть свободен, — вдруг произнес Лапин и странно посмотрел на него. — Можешь даже навестить свою Настю.

— Вы знали? — ахнул Алеша как в кино — испуганно и страстно, и сразу внутренности у него предательски задрожали. Взгляд хозяина был недобрым.

— Я всегда и все знаю, сынок, о людях, которые мне принадлежат, — тихо произнес Лапин. И добавил: — Сходи к ней и скажи, что больше вы видеться не будете. Понял?

— Не совсем.

Они как раз въехали в подземный гараж фирмы, встали на стоянку. И Лапин выбрался из машины. Алексей следом.

— А чего ты не понял? — Лапин шагнул к комнатушке, которую Алеша занимал, знаком приказал открыть ему дверь. — Я запрещаю тебе встречаться с этой шлюхой.

— Она не шлюха.

Алеша не стал открывать. Он уже знал, что там может произойти. Без свидетелей, за закрытой дверью конуры, Лапин снова станет его бить. Жестоко и беспощадно.

— Она шлюха, сынок! И ты лучше не спорь со мной.

Лапин подошел к верстаку, порылся в инструментах, достал что-то металлическое узкое и длинное, как меч. И снова повторил:

— Лучше не спорь.

И без предупреждения принялся наносить Алексею удары. Один за другим, один за другим. По ногам, бедрам, животу, плечам. Было страшно больно и невыносимо унизительно. И когда он упал на колени, сплевывая кровь, он честно желал себе смерти.

Он больше не мог все это терпеть! И уйти от него не мог, и кулаками ответить не мог. Выхода просто не было.

И вдруг у входа в гараж в поле его зрения нарисовались две пары зимних ботинок. Одинаково черные, недорогие. Ботинки постояли и двинулись в их сторону.

— Какого черта надо? — заорал не своим голосом Лапин и отшвырнул в сторону орудие наказания. — Я персонал воспитываю! Не стоит мне мешать!

Ботинки замерли в паре метров от них. Алеша забеспокоился. Не дай бог уйдут в обратном направлении — эта сволочь его просто добьет.

— Лапин? Сергей Геннадьевич? — спросил кто-то.

— И что? — гавкнул тот в ответ с одышкой.

— Нам надо с вами поговорить, — вежливо произнес другой голос и принялся тут же называть себя и своего спутника по имени, отчеству и званию.

— О чем, интересно? — менее уверенно огрызнулся Лапин. Подхватил Алексея под мышки, поставил на ноги, тряхнул, проговорил с нервной улыбкой: — О нем, что ли? Так это мой малыш. Сын почти. Воспитываю, чтобы деньги из кассы не крал у бати.

— Странный способ воспитания, — проговорил один из вошедших. — Не находите?

— Не в тюрьму же его сдавать, — хохотнул Лапин и подтолкнул Алексея к его каморке. — Пойди, сынок, умойся. Позже поговорим.

Но позже неожиданно пришли к нему говорить как раз неожиданные гости. Постучались. Вежливо спросили разрешения войти. Снова представились по очереди. Алексей плохо понял, в голове мутно было, тошнило, тело ныло.

— Вы можете написать на него заявление, Алексей, — посоветовал один из них, когда уже собрался уходить. — Мы все видели, засвидетельствуем.

— Не нужно ничего. — Он подтянул коленки к животу, его трясло. — Нормально все.

— Очень жаль, что вы не смогли нам помочь, — посетовал второй и следом за первым пошел в распахнутую дверь его каморки. Но вдруг остановился. — Кстати, совершенно вылетело из головы. Это единственный гараж вашей фирмы?

— Да.

— Здесь все машины, которые у вас в фирме имеются?

— Да.

Он зажмурился. Ребра, кажется, сломал, урод. Дышать было невозможно.

— А «Ниссан Альмера» 2008 года серебристого цвета на фирме есть?

— При чем тут фирма? Это хозяина машина, Лапина. Он ее из Питера пригнал лет пять назад, почти не ездил, да и сейчас не выгоняет. Не на ходу она, говорит. Я предлагал посмотреть, он отказался. — Он вздохнул, охнул от боли, чуть приоткрыл глаза и удивленно воскликнул: — Чего это вы?

Оба оперативника, один из которых уже вышел, а второй говорил с ним, стоя на пороге, вдруг вернулись, встали у его дивана плечом к плечу.