В общем, идти домой было категорически нельзя. К подругам – Алисе или Инке – Наталья тоже пока не хотела. Их первую реакцию она могла предсказать легко. Обе ненавидели Развольского, и то, что он мог так с ней поступить, вызвало бы очередной поток ярости и оскорблений. Эмоций на данный момент ей с лихвой хватало и без них, а на трезвую оценку случившегося и его последствий рассчитывать явно не приходилось.

Неожиданно Наталья поняла, что ей нужен Ленчик. Его холодный ум, четкие суждения, спокойные интонации в голосе. Похлопав себя по карманам и обнаружив, что ключи от теперь уже не ее машины на месте, она отправилась к мужу на работу.

– Все равно за вещами возвращаться, – решила она. – Приду вечером, когда все разойдутся. Соберу все свои мелочи, а заодно оставлю ключи от машины у Стаса на столе.

Ленчик, к счастью, оказался на кафедре.

– Что-то случилось? – встревоженно спросил он, увидев появившуюся в дверях жену.

– Лень, меня уволили, – сказала Наталья, бросилась к нему на шею и от души разревелась.

Плакать в объятиях Ленчика оказалось довольно удобно. Он нежно прижимал ее к себе, гладил по спине, плечам, волосам, шептал в ухо какие-то глупости о том, что все будет хорошо, а главное, ни о чем не спрашивал.

Минут через семь Наталья начала успокаиваться. Отстранившись от мужа и громко всхлипывая, она пальцами размазывала по щекам диоровскую тушь. Ленчик молча протянул жене чистый носовой платок. Как и положено, старомодный, ситцевый, в клеточку. Высморкавшись со слоновьим ревом, Наталья вытерла щеки и посмотрела на мужа.

– Давай рассказывай, – сказал он.

И она рассказала о визите Муромцева, его странной претензии к агентству «VIP-тур» и лично к ней, Наталье. О требовании выгнать ее с работы или выплатить компенсацию в двадцать тысяч долларов и о последовавшем за этим увольнением.

– Странно, – задумчиво проговорил Ленчик, когда она замолчала.

– Что странно, Лень? – жалобно спросила Наталья и приготовилась снова заплакать. – То, что Стас меня выгнал? Это действительно странно, он же без меня не справится.

– Да нет, – Ленчик досадливо дернул плечом, – в поведении твоего Стаса как раз нет ничего странного. На него нажали, он испугался. Вполне понятная, я бы даже сказал, нормальная реакция. Особенно для такого слизняка, как твой директор. Извиняюсь, бывший.

– Почему это он слизняк? – по привычке вступилась за Развольского Наталья.

– Ну, не слизняк. Но и не мужик. Ты разве не замечала, что он фантик?

– Как это?

– Ну, понимаешь, Станислав Николаевич Развольский выглядит как большая, очень вкусная и жутко дорогая конфета. Фирмы DeLafee, тридцать семь долларов за две штуки, в которых пралине, а вокруг съедобная обертка с 24-каратным золотом в составе. На него бабы глядят, и у них слюнки текут от предвкушения. И съесть хочется, и подругам похвастаться, что они такую эксклюзивную вещь пробовали. А на самом деле он не конфета, а фантик. Красивый, глянцевый, дорогой. И высший сорт на нем написан. И марка известная проштампована. Но фантик этот на самом деле не золотой и совсем несъедобный. И внутри – пустота. Даже камушек вместо конфеты положить забыли.

– А ты, оказывается, злой, – задумчиво сказала Наталья. От приведенного мужем сравнения она осталась под весьма сильным впечатлением.

– Я не злой, Наташ, я разумный. Но речь сейчас не обо мне и даже не о Развольском. Повторюсь, что в его поведении я никаких странностей не вижу. А вот Муромцев… В его поступке нет логики, а такие люди, как он, не совершают нелогичных действий. Значит, эта самая логика есть, но я ее не вижу, и это мне не нравится.

– Да брось ты, – махнула рукой Наталья. – Мне вот гораздо больше не нравится, что я теперь безработная. Во-первых, на что мы жить будем? А во-вторых, как я буду без «VIP-тура», а? – По ее щекам снова потекли слезы. – Лень, ты же знаешь, это для меня не просто часть жизни, это я сама!

– Знаю, Натусь, – Ленчик обнял жену и вновь притянул ее к себе. – Я понимаю, что сейчас ты мне не поверишь, что тебе слишком больно, слишком обидно и слишком страшно, чтобы ты мне поверила, но жить мы будем не хуже, чем раньше. А может быть, и лучше.

– А как это будет, Лень?

– Пока не знаю. Но как-нибудь будет обязательно. Ведь так не бывает, чтобы никак не было.

– Я вещи не забрала свои, мне надо в «VIP-тур» вернуться, но вечером, когда никого не будет. Я не могу никого видеть, понимаешь? И машину надо оставить. Не будет теперь у нас машины, Лень.

– Не будет этой, будет другая. Когда-нибудь. А не будет, так тоже ладно. Рискну еще раз тебя удивить, но скажу, что люди живут и без машины.

– Я понимаю, но Ромка расстроится.

– Переживет Ромка. Ей-богу. И ты переживешь. Ты ведь у меня сильная и смелая. И, кажется, я тебе совсем недавно это говорил.

– Говорил, – покладисто призналась Наталья. – Но правда ведь, ты со мной смелой в агентство съездишь? А то темно уже вечерами, а я пешком боюсь в темноте ходить.

– Да-а-а, – глубокомысленно изрек Ленчик, – права моя теща, ты совершенно оторвалась от народа. Конечно, съезжу. А про странности в поведении господина Муромцева нужно обязательно Инусе доложить. Она у нас все знает, может, объяснит нам, неразумным, что все это значит.

– Вечером позвоню, – согласилась Наталья. – И ей, и Алисе. Может, Игорь что-нибудь подскажет.

До вечера Наталья просидела в кабинете у мужа, погрузившись в какой-то откопанный среди бумаг роман. Какой именно, она сказать не могла, потому что практически не видела букв. Читаемое точно было русской классикой. Но вот назвать хотя бы фамилию автора было для нее непосильной задачей.

Ленчик отменил репетиторство, и в полвосьмого Наталья припарковала «Фольксваген» на свое самое любимое место на стоянке. Благодаря позднему времени оно было свободно. Погладив на прощание руль машины, она достала из бардачка темные очки и замшевые перчатки, вышла на улицу и пискнула сигнализацией. Машина, закрываясь, грустно помигала ей фарами. Чувствуя ком в горле, Наталья зашагала в сторону входной двери.

– Я тебя в холле подожду, – сказал Ленчик, когда они зашли внутрь. – Попрощайся. Собери, что надо. И не торопись. Мы никуда не опаздываем. Наш самостоятельный сын привык, что нас допоздна нет дома.

– Хорошо, – благодарно улыбнулась Наталья и побрела к лифту.

Ключ от входной двери висел у нее на брелке.

«Надо отцепить и оставить на вахте, когда буду уходить», – подумала она, отпирая дверь. В агентстве было темно. Все уже ушли домой. Включив маленькое настенное бра при входе, Наталья зашагала к приемной.

Собралась она на удивление быстро. В коробку из-под офисной бумаги, которую она позаимствовала у секретарши Анечки, вместилась ее любимая чашка, маленькая серебряная ложечка, подаренная свекровью на рождение внука (Наталья считала ее талисманом и всегда возила с собой в заграничные поездки), настольная фотография Ромки (фото Развольского лежало в потайном отделении кошелька), книга Харуки Мураками, которую брала почитать Верочка и вернула всего за несколько дней до смерти, сломанный зонтик (долгое время ненужный благодаря машине, но теперь вполне еще способный пригодиться), пакет с гигиеническими прокладками, запасные колготки, щетка для волос. Все. В этом элегантном кабинете больше ничего не напоминало о ней, Наталье.